Сделка - Лисса Джонс

твоей стряпни готова многое стерпеть! – весело и задорно отвечает Злата, с присущей ей прямотой. – Да не бери ты в голову, а то ещё запаришься из-за такой ерунды. И вообще. Хочет наша прима одна побыть – ну, со всеми бывает. Лучше расскажи, как там твой сказочный роман?

Хватаю со столика свою тарелку и водружаю на поднос: если все это полетит в коридоре на пол, макаронами будет облеплено несколько квадратных метров.

– Ты прости, – мимоходом улыбаюсь Злате, пока сооружаю на подносе Эйфелеву башню, бросая туда еще пару салфеток, – но я побуду липучкой и все-таки схожу к ней.

– Окей! – Злата отталкивается от стола и направляется к выходу. – Посуду можете потом в раковину закинуть. Я помою завтра – и только ради тебя, Васек! Спокойной ночи желать не буду – просто не захлебнись там в тонне драмы! – хмыкает Злата и скрывается в темном коридоре.

Ну что? Теперь ты со мной согласна?

Губы сами расползаются в дурацкой улыбке, сдержать которую я не в силах.

Не совсем.

М-м-м?

Ну ладно! Может быть, частично! – мысленно отвечает голосу в голове, стараясь не думать о том, что это, похоже, первый признак медленно отлетающей кукушки.

Но только не с «агрессивной».

Ну коне-е-ечно. Слабительное и удар по яйцам с размаху – вовсе не твои мысли только за последние два дня?

Прикрываю глаза и медленно выдыхаю. Кажется, вино я все же беру не для Карины, а для себя.

– Я знаю, что ты там!

Поднос стоит на полу у ног, а я подпираю спиной дверной косяк. Стучать нет смысла – несмотря на запертую дверь я слышу включенный сериал. Голос Керри Брэдшоу можно узнать из сотни. То ли первый, то ли второй сезон «Секса в большом городе». Карина часто включает легкие сериалы, когда хочет «отвлечься».

– Мне тут сказали, что я доставучая! Представляешь? – Затылком упираюсь в стенку и поворачиваю голову вбок, говоря прямо в щель между дверью и откосом. – Так что у тебя нет шансов! А еще рядом со мной папино вино и паста.

Щелчок – и дверь распахивается одновременно с тем, как мои губы расползаются в хитрой улыбке. Заспанная Карина с растрепанным пучком на макушке, в майке и шортах, демонстрирующих идеальную фигуру, ухмыляется мне с порога, складывая руки на груди.

– Тебе сказали?

– Да. Два раза за последние два дня. Что думаешь?

– Думаю… Если это тот хрен из универа, то ему крупно не повезет на сессии, когда ты откажешься помогать. Если это Кай, то он идиот, с которым еще пару дней не будут разговаривать… Ну, а если это снова Злата… Ты лишила ее доступа к своей еде?

На мои удивленно вскинутые брови Карина закатывает глаза, однако теперь ее лицо освещает пусть и уставшая, но искренняя улыбка.

– Шучу я. – Подруга отодвигается и распахивает дверь, приглашая к себе.

– Напомни, когда я не разговаривала с кем-то из-за ерунды? Когда вообще отказывалась с кем-то говорить? И когда я запрещала есть то, что готовлю? Я все равно не съем столько.

С подносом в руках подхожу к подножью небольшой раскуроченной кровати. Ставлю поднос на пол, и сама усаживаюсь рядом, облокачиваясь спиной о мягкий край матраса. В комнате Карины перемешался аромат ее терпких духов с черным перцем и сладковатой нероли с запахом табачного дыма.

Будто она курила прямо в комнате. И не одну сигарету.

Перед мной – телевизор, на экране которого начинается очередная серия «Секса в большой городе». Знакомая песня, виды Нью-Йорка девяностых и сумасбродная мисс Бердшоу, в очередной раз спускающая на туфли Маноло весь свой месячный гонорар.

– С Каем на этой неделе? Разве нет? С каким-то Андреем в июне, когда он тебя заколебал с экзаменами? – Карина запирает дверь и садится с другой стороны подноса.

Кидаю колючий взгляд на подругу и тянусь к тарелке, мысленно зачем-то пытаясь объясниться перед собой и перед ним.

Это же не в счет. Андрей тогда и правда меня достал тупыми вопросами, а Кай… Это… Это случайно и на эмоциях…

Да. Конечно, Василиса.

– А еще, когда мы только съехались, ты стерегла свою полку в холодильнике как коршун. И сама ничего не брала с моей. – Размахивая вилкой, продолжает Карина. – Помнишь, как я пришла после смены из клуба в ночи и перепутала твой йогурт со своим?

Карина уже откровенно забавляется, вспоминая, как мы тогда поцапались, – и, в общем-то, это хорошо. Судя по всему, она отвлеклась от своих переживаний.

Кто ты такая, Василиса Никольская? И как давно торчишь в этом теле? Помнишь: ты тогда чуть глаза ей не выцарапала из-за несчастного обезжиренного йогурта. И считала, что все делаешь по правилам. По своим дурацким правилам.

– Господи… – Отставляю недоеденную пасту и подтягиваю колени к груди. Утыкаюсь носом в коленки, прячу лицо и пребываю в тихом ужасе от знакомства с собой.

– Эй, Ва-ась? – Судя по звуку, Карина тоже отставляет тарелку в сторону. А уже в следующую секунду по полу скребет и поднос.

– Крошка, ну ты чего? – Карина подсаживается близко-близко и кладет руку мне на плечо.

– Просто…

Кажется, ты настоящая эгоистка, Никольская. Пришла поддержать подругу, у которой явно что-то стряслось. И? И что в итоге? Утешают тебя. Потому что развела тут целую драму ты, а не Карина!

Поднимаю голову, тру щеки и глаза. А Карина убирает руку с плеч, но не отодвигается.

– Знаешь, будто сама с собой знакомлюсь.

– И как? – В голосе Карины звенит та осенняя горечь, что пропитала весь сегодняшний вечер.

– Не спрашивай.

Пару минут мы молча сидим перед телевизором, наблюдая за таким глупым, почти комично преувеличенным и чересчур эмоциональным переживанием Керри из-за очередного ухажера-однодневки.

Тайком бросаю на подругу взгляд из-под ресниц: Карина снова погрузилась в свои мысли. Стеклянный взгляд на экран явно свидетельствует о том, что она сейчас где-то не здесь.

Всегда веселая, яркая, болтливая, легкая Карина будто начала тухнуть на глазах. Тянусь за бутылкой и штопором. Пихаю подружку локтем под бок – Карина впервые на моей памяти дергается от такого невинного жеста.

И злость затапливает. Ведь прямо на глазах дорогой человек оказывается в ловушке, в паутине, в чем-то очень нехорошем, о чем, кажется, боится сказать, боится признаться даже себе.

Да, блин! Я – не мать Тереза!

Может быть, я агрессивная. Но только потому, что некоторые понимают лишь тот язык, на котором говорят сами. Потому что иначе не выходит: или ты можешь за себя постоять, сказать «нет» или вот… Видишь, что получается? С