Путь Инквизитора. Том 3. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

А фон Готт ему и говорит:

— Генерал, маркграфиня, когда я шел к вам, спрашивала дозволения подняться сюда.

Волков вздыхает; он прекрасно понимает, что там, на втором этаже, где мало света, сидеть меж дверей у лестницы благородной женщине тоскливо, но тут… Арбалетчик графа наблюдает за ними, в этом он не сомневался, а не кидают болты потому, что опытные в военном ремесле люди не высовываются из-за зубцов, прекрасно понимая, откуда может прилететь опасный снаряд; к тому же все они в шлемах и доспехах, а вот женщина… Вдруг граф даст разрешение убить её? Волков был уверен, что фон Тельвису точно не захочется, чтобы после его злодеяний и удержания маркграфини в плену принцесса обрела свободу. Тогда она сможет что-то предпринять против него, а скорее всего обязательно предпримет. В общем, тут, наверху, появляться принцессе было небезопасно. И генерал только покачал головой: нет, пусть будет внизу. А ещё он некоторое время глядел, как люди графа продолжают бороться с огнём, и понял, что им сейчас вовсе не до штурма башни. И тогда барон подошёл к кастрюле, что приволок Кляйбер, взял её и отнёс к одному из зубцов, в самое безопасное место башни, куда не мог залететь ни один арбалетный болт. Там он перевернул посудину кверху дном, уселся на неё и сказал, обращаясь сразу и к оруженосцу, и к кавалеристу:

— А ну-ка снимите с меня доспех!

— Всё снять? — фон Готт не совсем понимал своего сеньора.

— Да, — уверенно ответил тот. — Всё. Штурма пока не будет, хочу хоть самую малость охладиться.

И тогда фон Готт и Кляйбер подошли к нему, стали расстёгивать ремни на панцире, на наплечниках, на наручах, а генерал косился на небо, на солнце, которое всё ещё сияло ярко и жгло немилосердно. Но всё чаще налетавшие порывы крепкого ветра приносили некоторое облегчение. Когда верхние латы были сняты, ему пришлось встать, чтобы кавалерист и оруженосец стянули с него кольчугу, а затем и стёганку, оставив его в одной промокшей до нитки рубахе.

— Ну-ка, поглядите, что там у меня, — Волков приподнял край одежды и повернулся к своим помощникам.

— Ишь ты! — подивился Кляйбер.

— Синее всё… Вот так… Полоса… Но кожу не проткнуло, — объясняет оруженосец. — Копьё, видно.

— Алебарда, — отвечает генерал.

И тут на востоке полыхнуло белым, ярко и быстро, и буквально через пару мгновений громыхнуло плотно и насыщено, словно батарея больших орудий ударила залпом. Все взглянули в сторону блеснувшей молнии. И почувствовав, что ветер выгоняет духоту, заменяя её влажной свежестью, он говорит своим людям:

— Поторопитесь, дождь вот-вот…

И они принялись за дело. Пришло время поножей и наголенников, и когда первые крупные капли стали падать с неба, он уже был в одном исподнем да в шоссах, Кляйбер даже сапоги с него стянул. Так что воду с неба он встретил с большим удовольствием. И удовольствие это не омрачало даже то, что вода быстро заливала огонь на лестницах.

«Ну, это и так было ясно».

В общем, ливень вышел такой, какого он и вспомнить не мог, чёрные тучи плыли почти над головой, от них стало темно, и лишь белые молнии всполохами освещали башню, а обрушившиеся на неё потоки воды омывали его недавно задыхающееся от жары тело. На него словно из нескольких кувшинов лили воду. Кляйбер, испугавшись очередной молнии, собрал доспехи генерала, убрался вниз и больше не показывался, с ним под страшным ливнем остался один фон Готт, он перевернул гнутую кастрюлю: пусть набирается вода. И теперь стоял рядом с генералом, опираясь на зубец стены и поглядывая вниз, туда, где сгоревшие стога, теперь залитые водой, уже даже не дымили. Он, перевернув свой шлем, собирал в него воду, и едва та собиралась до глотка, тут же выпивал её и говорил при этом с заметным огорчением, пытаясь перекричать шум дождя:

— Эх… Почти получилось!

Волков даже не кивнул ему, он наслаждался водой, что лилась с неба и освежала его. Только освежала, а потом, когда его исподнее промокло совсем, стала ещё и очищать, даже лечить. Он взглянул и увидел Хенрика, тот поднимался под дождь снизу, вылез и сразу снял шлем.

— Что? Залил он огонь? — спросил старший оруженосец.

— Как видишь! — отвечал ему фон Готт.

— Так то ведьмы дождь вызвали! — уверенно прокричал Хенрик.

И могучий фон Готт уставился на своего старшего товарища, широко открыв глаза:

— Чёрт! Хенрик, а ты прав! Умный ты! Точно это дело рук поганых ведьм!

А тут и Волкову в голову пришла нехорошая мысль, и он прокричал своим оруженосцам:

— Господа, напейтесь воды, пока она течёт с неба, и наберите её в шлемы. Нам она понадобится.

— Да, сеньор, — сразу отозвался фон Готт.

Хенрик поступил так же, но при этом он поинтересовался:

— Генерал, а вы, что, думаете, что мы тут задержимся?

Волков поднимает глаза к небу, но из-за падающей воды даже туч на небе рассмотреть не может, тем не менее он отвечает своему оруженосцу:

— Если так будет лить ещё час, то дорогу тут совсем размоет. А она и так нехороша для тяжёлых поклаж, и всё вверх и вверх идёт. Брюнхвальду будет непросто подтащить к замку пушки, может, придётся нам сидеть в этой башне не день и не два… А больше. Так что собирайте воду, господа.

Дождь заливал лица обоих его оруженосцев, струями стекал под доспех, а они держали шлемы, собирали ими воду и с удивлением смотрели на своего сеньора. Смотрели и удивлялись его прозорливости. Хотя могли бы и не удивляться. Не в первый раз его опыт и его знание дела позволяли ему делать прогнозы, которые для всякого другого не были очевидны.

— Поганые ведьмы, — наконец повторил фон Готт и словно всем другим стал объяснять, что и так каждому было ясно. — Вот ведь как всё ловко удумали! Пока полковник будет по грязи тащить в гору пушки, они нас попытаются выбить из башни.

— Именно, — согласился с товарищем Хенрик. — Вот и дождь такой сильный к тому вызвали, отродья сатанинские.

— Не хотят нас с маркграфиней выпустить из замка, — разумно предположил фон Готт.

— Хорошо, что вы это понимаете, господа, — заметил им генерал и уточнил у первого оруженосца: — А где пистолеты, Хенрик?

— Внизу оставил, не захотел тащить их под дождь, — отвечал тот.

— Пистолеты заряжены? — уточнил генерал. — А сколько в сумке зарядов осталось?

— Пистолеты заряжены. Пороха ещё на два заряда хватит, — тут Хенрик уже был не очень оптимистичен, — а пуля так всего одна осталась. То есть у нас ещё