Сокровенный Афон - Горбов

— Да вот так же и лечусь. Как-то раз заболели у меня суставы. Ноги ломит, колени не сгибаются. При каждом шаге — слезы из глаз: вот как было больно! И все-таки заставил я себя пойти на пристань. Не знаю уж — как и спустился. А тоже ночь была. У меня там, на пристани, мешки с цементом лежали, по 50 килограммов. Их накануне мне прислали благодетели из Салоник. Надо было забрать. Так вот я все эти мешки на себе, без мула, наверх за ночь и перетаскал. После этого случая ноги у меня никогда больше не болели.

— А как вы боролись с блудными ощущениями? — спросил Антон, ловко закинув в рот очередной ломтик лукума.

— Вот-вот, именно с ощущениями! — подхватил схимник. — Здесь часто бесы именно так и нападают: вызывают непонятным образом различные телесные ощущения. Не помыслами и мечтаниями, а прямо на плоть. Нападают неожиданно, словно лев из засады. Только что все было тихо, спокойно и никаких помыслов. Вдруг — бах! Все тело уже горит огнем похотливого ощущения. Вот ведь что делают, пакостники: плоть распаляют, а в мыслях — ничего, чисто!

— Ну а вы-то что? — в наступивших сумерках Антон напряженно всматривался в отшельника, машинально стряхивая с бороды сахарную пудру.

— А я брал кувалду и колотил по камням, разбивая их в щебень, — весело рассмеялся он, — потом из цементной смеси делал раствор да лопатой мешал со щебнем. Руки у меня вон какие сильные, — звонко воскликнул схимник и больно ущипнул Антона за плечо, — вот так и строил келью с церковью и со всеми хозяйственными помещениями. А сколько я этих стенок вдоль тропинок понастроил, так и не счесть. И всё, в основном, по ночам. А еще землю в мешках собирал по трещинам и носил на свои терраски тоже ночами. Вот так и спасался от блудного беса: молитвой и трудом до изнеможения. Кстати, именно эти бесы, скажу я вам, — одни из самых сильных бесов. Когда приходилось терпеть от них особенно тяжелые нападения — перестал даже мыться, чтобы не обнажаться и не прикасаться к своему телу.

Рассказ старого отшельника произвел на нас сильное впечатление. Таким самоотречением ради Христа и такой силой воли никто из нас даже в малом приближении похвастаться не мог. Ни малейшего послабления человеческому естеству, ни малейшего самоугождения или жалости к своей плоти! Искренность и правдивость старца не вызывали у нас ни малейшего сомнения — стоило лишь посмотреть на его по-детски чистые голубые глаза. Просто невозможно было не проникнуться к нему глубоким уважением.

— Уже темнеет, — встрепенулся схимник, — пойдемте вниз, я чем-нибудь вас покормлю… Сможешь, отец, разжечь очаг? — обратился он ко мне, указывая на кучу сучьев, — нужно вскипятить чайник.

— Благословите.

Я наломал сухих веточек и сунул под них клочок сухой травы, выдернув его из трещины в скале. Трава ярко вспыхнула, и через минуту ветки уютно пылали в очаге, таинственными бликами играя на стенах необычного перекрестка в тоннеле. А в это время с трех сторон под его крышу с любопытством заглядывали огромные средиземноморские звезды. Пока старинный, покрытый копотью латунный чайник с тонким змеиным носиком пыхтел и сопел, потихоньку согреваясь на огне, мы вскрыли банки с овощными консервами и нарезали хлеб. Из очага приятно тянуло дымком. Он смешивался с горьковатыми запахами растущих на скалах трав и морских водорослей, выброшенных на берег прибоем. К ночи почему-то усилился и аромат герани. Где-то внизу, на тропе, круто сбегающей к пристани, в кустах тамариска давали ночной концерт настоящие греческие цикады, наполняя всю Афонскую гору громким звоном своих маленьких скрипок.

Карульский архондарик

— А теперь я отведу вас в мой архондарик. Вы там помолитесь сами, — вдруг старец сделал испуганные глаза, — но ко мне в церковь не заходите, вы ведь из другой юрисдикции. С экуменистами общаетесь!

Вслед за схимником мы протиснулись в одну из боковых дверей, расположенных в стенах «тоннеля». Высоко подняв в руке керосиновую лампу, он осветил лестницу на второй этаж. Жалобно заскрипели ступени, и вскоре мы оказались в том самом длинном и узком помещении, которое снаружи напомнило нам крытую палубу прогулочного пароходика. С трех сторон по периметру миниатюрного архондарика тянулись широкие лавки-лари, покрытые домоткаными ковриками, очень похожими на наши рязанские, вологодские или владимирские. Схимник щелкнул выключателем, и под низким потолком зажглась от аккумулятора маленькая яркая лампочка. В тот же момент белые пластиковые окна, выходящие в сторону моря, заволокла непроглядная тьма. Мы удобно расселись по лавкам.

— А как часто, отче, вы служите литургию? — спросил схимника отец дьякон.

— В последние годы ежедневно.

— Вам кто-нибудь помогает?

— Нет, я сам всё читаю и пою. Люблю служить один. Всю ночь молишься… Так хорошо! Душа радуется. Очень часто после службы вижу ангелов. Они мне многое открывают, подсказывают.

— И часто вы их видите? — насторожился Антон.

— Да каждый день вижу. Вот и сегодня утром один сказал мне: «Пойди на пристань. Приедут русские паломники». Я спустился, а тут как раз и вы приехали.

—???

Кто являлся старцу?

Только сейчас я обратил внимание на то, что до настоящего момента отшельник ни разу не присел. Когда мы беседовали в его «капитанской рубке», он все время стоял, опершись плечом на дверной косяк. И когда мы ели — тоже не садился за стол, заботливо ухаживая за нами. Зато теперь, когда он, наконец, уселся против меня на лавку, я с удивлением заметил, что со схимником творится что-то неладное. Руки отшельника непрестанно и быстро двигались, как бы совершенно независимо от него. Стоило ему только присесть на лавку, как все, что находилось вокруг, стало с какой-то невероятной скоростью перемещаться в разных направлениях, снова возвращаясь обратно и вновь перемещаясь. Пока он говорил, руки сами собой (отшельник даже не глядел на них) молниеносно и многократно перекладывали с места на место книгу, лежавшую на лавке, бронзовый подсвечник, шариковую ручку, школьную тетрадь, носовой платок и яблоко, непрестанно меняя все это местами, хотя надобности в этом не было никакой. Схимник продолжал говорить, а я со все бо́льшим недоумением продолжал следить за его суетливо двигающимися руками, с ужасом осознавая, что наблюдаю клинический симптом психического автоматизма в моторном варианте. Мне давно уже было ясно, что этот характернейший симптом