Уильям Гэддис: искусство романа - Стивен Мур

седле» используется с сексуальным подтекстом — и, например, тренер Фогель видит сексуальную привлекательность в машинах. Рассказывая Дэну о наблюдениях за походкой школьницы, Фогель говорит:

Посмотри на этот взлет и падение, только посмотри! они вошли в коридор, — посмотри на это возвратно-поступательное движение и сразу поймешь что побудило Ньюкомена завести паровой двигатель а. […] Аж страшно как машины могут подкинуть такие идеи о простой школьнице. Начнешь с устойчивого возвратно-поступательного движения а дальше уже зад, круглый и слегка отвисающий, но все равно ничего, вовсе даже ничего. Но когда добавишь так называемое параллельное движение, введенное Джеймсом Уаттом, есть уже зад, туда-сюда, туда-сюда, намного лучше, всегда жалею что никогда не видел миссис Уатт.

Поощренный директором Уайтбеком «устранить оскорбительный человеческий элемент» из полового просвещения, Фогель переводит все в забавную электротехническую модель:

— Микро Фарад да это, фарад — это электрическая единица, его сопротивление на минимуме, а поле полностью возбуждено, уложил Милли Ампер на потенциал земли, поднял ее чистоту и понизил емкость, вытащил свой зонд высокого напряжения и вставил в ее разъем подключая их параллельно, и замкнул ее машину параллельного возбуждения […] стержневой магнит потерял всю силу поля, Милли Ампер попробовала самоиндукцию и повредила себе соленоид […] полностью разряженная, не смогла возбудить его генератор, и тогда они поменяли полярность и вышибли друг другу пробки — аж искры из глаз…

Эти примеры показывают, что сатира в какой-то степени может разрядить угрозу механизации, просто высмеяв ее. Но сатира — это взрослый ответ, чаще всего непонятный детям — истинным жертвам технологий в «Джей Ар». Нора, дочь Дэна, делает вид, будто ее брат — работающий на монетах автомат, а Джей Ар не видит ощутимой разницы между «разрушенными зданиями и людьми» и, более того, стремится заменить своих сотрудников машинами, просто потому что «тебе как бы дают возможность прикинуться что они изнашиваются в два-три раза быстрее так что сходу получаешь огромную кучу налоговых льгот, это называется ускоренным изнашиванием что ли и штука в том что с людьми так не провернешь понимаешь». Он вне себя от восторга перед обслуживающим автоматом, который «выдает по двадцать центов без даже не глядя? Как бы ее пальцы могут пересчитывать как бы вот это машина», а в школе смотрит фильмы, где широко используется аналогия «человек-машина». В итоге нет ничего удивительного в том, что он путает вивисекцию с аутопсией или верит, что эскимосы — чучела для музейных выставок. Джей Ар и его одноклассники настолько отчуждены от реальной жизни, что Гиббс говорит Эми: «Я мог бы сесть и прострелить себе башку они бы решили что я мертв и на следующий день ждали бы меня в школе».

Экономист Ф. Х. Найт писал: «Экономические отношения безличностны. […] Это рынок, возможность обмениваться, функционально существует, а не другие люди; они — даже не средства. Отношения между ними — не кооперация и не взаимная эксплуатация, а что-то совершенно не моральное и нечеловеческое»[154]. Больше всего рынок реальнее людей для губернатора Кейтса: его нечеловеческие отношения с другими топорно буквализируются в виде его собственной механизации — почти так же, как у Виктории Рен в «V.» Пинчона. На протяжении романа Кейтс то и дело ложится в больницу ради нового протеза, и наконец Зона Селк обвиняет его, что он «собственный двойник»:

— Он никто, куча старых запчастей он даже не существует он начал рассыпаться по кускам восемьдесят лет назад он потерял ноготь в ночном пароме в Олбани и с тех пор его раскурочивает этот идиот его одноклассник Хэндлер, начал с аппендэктомии проколол селезенку вырезал потом желчный пузырь из-за которого собственно и подумали на аппендицит а теперь изволь, он слушает чужими внутренними ушами те пересаженные роговицы одному Господу известно чьими глазами он смотрит, заводная игрушка с жестяным сердцем он закончит с собачьим мозгом и почками случайного ниггера почему я не могу подать на него в суд и объявить его несуществующим, недействительным несуществующим почему я не могу Битон…

— Ну это, это было бы чем-то новеньким мэм сомневаюсь что есть прецеденты и разбирательства затяну…

Из-за юридического ответа Битон сам кажется таким же не-человеком, как и его работодатель, но спустя четыре страницы он неожиданно предстает одним из немногих победителей в дегуманизированном мире «Джей Ар». Изображенный на протяжении романа довольно брезгливым юридическим педантом («Блин он как педик какой-то», — высказывается Рода), главный юрисконсульт «Тифон Интернейшнл» чуть ли не с бесхребетной преданностью корпоративного подпевалы выдерживает зачастую унизительные требования Кейтса, Давидоффа и Зоны Селк. Но он горячо восхищается Эми, в чем с запинками признается ранее в романе, и строит коварный план мести своим мучителям, который заодно поможет Эми победить. Этот двойной заговор Гэддис подводит к волнительной развязке ближе к концу романа. Кейтс доверяет Битону следить за датой, когда будут объявлены четвертые дивиденды, чтобы завладеть фондами на имя Эми и ее сына; контроль над обоими вернется к Эми, если дивиденды не будут объявлены, и весь роман Кейтс напоминает Битону, чтобы он не забыл сообщить об этой дате. Еще Битон в курсе, что в одном продукте «Нобили Фармацевтикалс» содержится ингредиент, потенциально смертельный в сочетании с такими острыми сырами, как стилтон. Зная, что этот препарат принимает самодовольная Зона Селк и что ей нравится стилтон, Битон приглашает ее в больничную палату Кейтса в день оглашения дивидендов и дает ей лекарство вместе с сыром. Развязка наступает на странице 712, в последний описываемый в романе день: когда Зона начинает просить воды, приняв лекарство одновременно с сыром, Битон спокойно сообщает ошеломленному Кейтсу, что не огласил дивиденды и что Эми не может подписать доверенности — его еще одна отложенная тактика, — а значит, теперь фонды и большая часть «Тифон» принадлежат ей. Пока Кейтс и Зона умирают, Битон быстро уходит из палаты в ближайшую уборную, и его рвет от невыносимого напряжения. Там он встречает Баста — его тоже рвало; бледные, трясущиеся, но очищенные, два неожиданных героя романа молча помогают друг другу, после чего Баст отправляется в свою последнюю поездку в головной офис.

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СУЩЕСТВ

 На героический (хоть и преступный) поступок Битона следует обратить особое внимание, потому что его легко проглядеть в потоке из окружающих его разговоров о финансах. Победа же Баста — другого типа: уволенный из «Джей Ар Корпорейшн» за речи о человеческом использовании человеческих существ, с разбитым сердцем и сломленным духом, он предпринимает решающую попытку сделать то, что стоит делать, и сочиняет сольную пьесу для виолончели. «Потому что ему дали только мелок, — поясняет его сосед Дункан. — Он сказал что должен что-то закончить перед смертью». Но после мучительной смерти Дункана Баст теряет всю веру в свои способности. Дункан жалел, что не слышал «К Элизе» Бетховена в таком виде, в каком она задумывалась, а слышал лишь ту исковерканную версию, которую с трудом играла его дочь до преждевременнойкончины от рук некомпетентных докторов. Даже этот бестактный болтливый продавец обоев жаждет того совершенства и полноты, что приносит искусство. Баст предлагает ему сыграть пьесу,