Не слушай море - Саша Мельцер

Но Кристина уже не слышала, стремительно отдаляясь от нас. Я поджал губы, посмотрев на Эйдленов. Мишель выглядел совсем растерянным. Взяв с земли полотенце, он кинул его мне в руки. Я стянул мокрую куртку и свитер, быстро вытерся, и, показалось, стало даже немного теплее. Хотя ветер все равно неприятно трепал мокрые волосы, и в штанах было холодно.

Я закутался в теплую сухую куртку Эйдлена, а он остался в одной толстовке. Алиска замотала мне голову полотенцем.

– Замерзнешь, – ласково протянула она, мимолетно погладив меня по щеке. – Пойдем, мы тебя проводим.

– Хорошо, что все обошлось, – облегченно выдохнул Мишель.

Глава 11

Я пытался дозвониться Кристине в течение всей следующей недели, но она ни разу мне не ответила. Только написала сухое сообщение: «Не звони». Трезвонить я, конечно, не перестал, но внутри все равно неприятно свербело от мысли, что она обижена. У нее был повод: я и сам считал недоверие к друзьям последним делом, понимал, что она хоть и сумасшедшая, но не отбитая. Может, толчок мне и правда почудился, а вниз меня снесло порывом ветра? Я просил ее поговорить, но Крис оказалась непреклонной. К пятнице я пытаться перестал.

Седьмое ноября – мой день рождения – я отмечал в одиночестве. Он настал ровно через неделю после нашего прыжка, в субботу, но об этом никто не знал, кроме отца. Я не звал гостей, не устраивал праздник. Мы сидели с батей с утра на кухне, и между нами стоял небольшой шоколадный торт, купленный в супермаркете в соседнем доме. Отец, видать, сходил за ним с утра. Из верхнего коржа торчали дешевые восковые свечи в виде цифр 2 и 0. Из всех моих желаний у меня было одно, самое сильное, – вернуться в Москву. Но я не стал его загадывать, заведомо зная, что оно неисполнимое, поэтому равнодушно дунул на свечи. А отец пару раз похлопал в ладоши.

– С праздником. – Он начал разрезать торт на куски. – Точно не хочешь позвать друзей?

Друзей? Отец мало со мной общался, чтобы знать – друзей я растерял. С Крис мы поругались, а с Эйдленами я не был знаком так близко, чтоб звать их в обшарпанную квартиру в пятиэтажной хрущевке и не испытывать при этом неловкости.

– Не, не хочу, – отмахнулся я, утопив ложку в мягком от крема торте. – Мне некого особо. Ты сегодня работаешь?

– Да, дежурство… Прости, не смог его отменить…

– Плевать, – отмахнулся я. – Не заморачивайся. Нет больше известий по твоей находке?

Я не стал говорить ему про тряпку. Из-за уважения к Кристине – она не хотела, чтобы отец знал. Ей хотелось самостоятельно разобраться в происходящем, не привлекая старшее поколение, и мне оставалось только подчиниться. Батя мог легко забрать нашу находку, и мы бы ее уже не увидели.

– Нет, новой информации нет, кроме того, что это действительно кровь. – Он вздохнул. – Остается только ждать их нового проявления. Почему ты спросил?

– Просто вспомнил, – соврал я. – Интересуюсь твоими делами, видишь.

Отец опять тяжело вздохнул, так, словно на его плечах лежал груз, равный тоннам десяти. Батя почти не интересовался моими делами. Он никогда не спрашивал про учебу в консерватории, его не было на концерте, о друзьях он ничего не знал. Отец перестал участвовать в моей жизни десять лет назад. И теперь, даже несмотря на совместное жительство, не собирался в нее включаться. Я не злился, скорее недоумевал.

– Мне пора. – Он хлопнул себя по коленям и поднялся. – Вернусь около семи. Закажем вечером пиццу?

– Закажем, – согласился я, решив не отказываться от пиццы. – Пока, бать, удачи на работе.

У меня было несколько вариантов, чем занять себя в его отсутствие. Я собирался прибрать в квартире, зависнуть в компьютере или поиграть на гитаре. Может, выйти петь на набережную. И, как только за ним хлопнула входная дверь, я решительно поднялся и убрал всю посуду в раковину, чтобы ее перемыть. По небольшому телевизору, стоящему в кухне, на музыкальном канале крутились русские хиты, под которые я пританцовывал, пока натирал старой губкой поцарапанные стеклянные тарелки. Стоило мне поставить последнюю в шкаф и кинуть тряпку в раковину, как в дверь позвонили.

Нахмурившись, я пошел к двери, наспех вытерев мокрые ладони о домашние спортивные штаны. Глянув в глазок, я изумленно посмотрел на закрытую дверь. Гостей я точно сегодня не ждал, а за дверью топтался Эйдлен. Он еще раз нажал на звонок, и я, оглушенный им, подскочил от неожиданности, быстро сдернул цепочку и распахнул дверь.

– Привет, – удивился я.

Мишель стоял с шариком с надписью «С днем рождения», в руках сжимал красный подарочный пакет и бутылку коньяка.

– С днем рождения, – отчеканил он, а потом расплылся в широкой, заразительной улыбке. Я тоже невольно улыбнулся. – Всего тебе самого-самого, успехов там, творческих в особенности!

И протянул мне пакет. Я заглянул внутрь. Там лежал набор новых качественных струн, медиатор и ремень для гитары. Это было кстати – мой протерся и облупился, поэтому возможность прицепить на гитару новый была лучшим подарком.

– Спасибо! – искренне поблагодарил я, запуская его в квартиру. – Но как ты узнал…

– У тебя на страничке в социальной сети написано, – усмехнулся Мишель. – Кстати, зря не сказал. Мы же друзья.

Запоздало кивнув, я улыбнулся. «Мы же друзья» – слышать было приятно. В последний раз такое в мой адрес прилетало лет пять назад, когда я еще жил в Москве и без проблем мог заиметь новых приятелей.

Но, кажется, и в Морельске у меня появился друг. Пусть я и представлял его совсем не так – точно не в лице Мишеля Эйдлена.

– Чай?

– Может, коньяк? – усмехнулся он, и я достал с полки отцовские, редко используемые стаканы.

– Коньяк так коньяк.

По телевизору уже в третий или четвертый раз крутился клип исполнителя, имя которого я не знал. Мишель взял пульт и сделал чуть тише. Теперь музыка играла приглушенно, ненавязчиво, и не била фальшивыми нотами и автотюном по ушам.

Эйдлен осматривал кухню, и я пристыженно покраснел. Вот бы пригласить его в московскую квартиру, где сделан евроремонт, адрес ее в пределах МКАД, а детские площадки внутри двора с безопасным покрытием и огороженной территорией. Квартиру в Морельске я не любил – за ее крохотность, за мою комнату, больше похожую на чулан Гарри Поттера, за вечный запах плесени, за нечищенные много лет швы между кафельными плитками и выдранный кусок линолеума прямо посреди коридора. Занавески на кухне, казалось, не стирали