Нам не по пути - Татьяна Любимая

Голубой! Лина мечтала о небесно–голубой машинке. Она ей иногда даже снилась!

– Стас…

– Да, детка?

– А какая у тебя фамилия? – робко спросила она.

– Иванов, – несколько удивленно ответил жених.

Уф!

– Я тебя люблю, Стас Иванов! – только и смогла выдохнуть блондинка в трубку.

– Я тоже тебя люблю, детка.

Звонок прервался.

Лина еще долго стояла посреди комнаты, прижимая телефон к груди и закатив от удовольствия глаза.

Ее подруга кусала губы от досады. Где бы ей тоже взять такого же МЧ?

Глава 30

Павел Ильич добрался до Адлера только на седьмой день.

Дело в том, что все билеты даже из Новосиба были раскуплены заранее. Его поездка на юг вообще могла не состояться, но чудом появился лишний билет, очевидно, кто–то отказался незадолго до вылета, и Павел Ильич выхватил этот билет чисто случайно. Покидал вещи в чемодан и, ни с кем из коллег не попрощавшись, помчался в аэропорт.

Ну и что, что времени на Лину осталось так мало. Лучше, чем ничего. Он соскучился по своей зажигалочке. Столько дней вдали от нее, без возможности увидеть, услышать ее чудный звонкий голосок, даже просто прочитать ответное сообщение на его сотню отправленных.

Да, накосячил. Не рассказал, что еще ребенок у него родился. Допустил встречу в аэропорту жены и Лины.

Чуть сам не попался!

Обиделась девочка.

Надо срочно помириться, а потом как пойдет.

Он уже забыл, что дал себе обещание расстаться с любовницей, вернуться в семью, к детям. Дабы тесть не узнал про измены и не применил свое коллекционное оружие против него. Он мог.

Дух авантюризма и не слитые соки затмевали разум. Гриневичу срочно нужна была его ассистентка, ее тело, ласки и все прочее.

Спустя пять с лишним часов он стоял перед дверью своего номера.

От нетерпения увидеть любовницу у него дрожали все чресла.

Все последние несколько часов только и представлял, как дверь ему откроет Лина, удивится, захлопает веером пушистых ресниц, а потом отомрет, завизжит, бросится на шею, зацелует. Он подхватит ее под ягодицы, кинет на кровать и отработает свою задержку так, что девчонка ходить не сможет оставшиеся до вылета дни.

Был конечно и другой вариант, не очень приятный и красивый.

В нем Лина могла не бросаться ему на шею, а встретить холодно, не дать ему с порога, а вылить ушат претензий, обиды и слез. В этом варианте Павел долго–долго извинялся, ползал на коленях, молил прощение до тех пор, пока красавица его не простит. И как только он услышал бы в ее голосе снисхождение, тут же бы подхватил ее под ягодицы, кинул бы на кровать и вымаливал бы прощение уже другим способом. Чтобы любовница ходить не могла оставшиеся до вылета дни.

Воодушевленный и тем, и другим вариантом, со ртом до ушей и предвкушением Гриневич занес руку над дверью, постучал.

А в ответ тишина.

Он постучал еще раз. Дольше и громче. Прислонил ухо к двери, прислушался.

Ничего.

Затарабанил со всей дури, гоня от себя некрасивые мысли, что его девочка может быть где–то с кем–то… Лина не такая, она любит его, Павла Гриневича.

– Да иду я, иду, – наконец услышал по ту сторону тоненький женский голосок.

Вроде и похож на голос Лины, а вроде другой. Наверное, его Линочка спала или, что еще хуже, плакала в разлуке с ним, Павлом. Все шесть ночей и семь дней…

Тихий щелчок замка, дверь открылась.

Улыбка медленно сползла с профессорского лица.

– Половинкина?

– Павел Ильич?

Студентка и преподаватель вытаращились друг на друга.

– А вы что здесь… – произнесли они одновременно.

– Я здесь живу, – пролепетала Половинкина.

Она никак не ожидала увидеть здесь Гриневича, Лина ее не предупредила, что он прилетит. Он вообще, по словам Огородниковой, должен быть рядом с женой, тремя детьми и новорожденным ребенком.

Гриневич нахмурился, сжал губы в тонкую линию, оттеснил растерянную девушку, прошел в номер, положил чемодан на двуспальную кровать.

Быстрым взглядом окинул небольшое помещение, поморщился. Сильно пахло дошиком. Что поделать, никто изысканными завтраками Половинкину не кормил, только раз – богатым ужином в ресторане, а все остальное время ей приходилось заботиться о себе самой. Ее лучшая подруга Лина попросту забила на нее, Оксану, отдалилась, нырнув в бурные отношения со Стасом. И как ее после этого называть лучшей подругой?

Павел развернулся к Половинкиной.

– Где Лина? – снова строго спросил, точь–в–точь как на экзамене.

Скрывать их отношения не имело смысла, он знал, что Половинкина и Огородникова лучшие подруги, а значит, его Лина делилась с Оксаной секретами.

– Она…

Половинкина металась.

Она может сказать, что Лина нашла себе другого мужика. Тогда Гриневич расстроится, а она, Окси, его утешит. Чего добру пропадать, все равно она здесь уже два с половиной дня, а на личном фронте тухло, даже некрасивых маньяков не нашлось. На пляже и в кафешках все мужики пристроены.

Это Линке повезло, подцепила шикарного еще в самолете, осталось только завидовать и кусать губы от досады.

Окси может сказать, что Лина уехала на экскурсию, приедет вечером.

Тогда Гриневич попросит освободить номер, и придется Оксане искать ночлег в другом месте. Тут и так клоповник, а приличнее мест нет, Окси узнавала.

– Так где Лина? – еще суровее спросил Гриневич. – Почему вы молчите, я что, говорю нерусским языком?

– Я думаю… – медленно произнесла девушка, она действительно думала, как поступить, но ничего разумного в ее красивой голове не рождалось. – Я думаю, вам это лучше увидеть своими глазами.

– Что именно?

Гриневич устал. Он пять часов летел в самолете, который без конца трясло от турбулентности. Рядом сидела женщина лет шестидесяти, которой периодически