Нам не по пути - Татьяна Любимая

комнату, что была тут же, в ее спальне. Набрала мужа, долго ждала ответа. По ее расчетам у него был вечер, но никак не ночь, как тут. Или уже кувыркается со своей любовницей, не слышит телефон?

Казанова хренов.

Наконец вызов приняли.

– Алло? – негромко ответил тонкий женский голос.

Ксюша не удивилась, только хмыкнула про себя – муж предсказуем, уже добрался до любовницы. Вот и хорошо, пусть знают, что она, пока еще законная жена, в курсе измен муженька.

– Алло? Это кто? Где мой муж? Где Паша? – она еще немного поиграла в ревнивицу. Исключительно чтобы пощекотать нервишки крали. Напоследок.

– Паша… спит… – с заминкой ответила девица.

По голосу вроде не Огородникова. Ксюша с той была знакома. Специально приходила к мужу на работу посмотреть, что там за смелая звезда, посягнувшая на женатого мужика. Ничего особенного белобрысая пигалица из себя не представляла. Ну, ноги длинные, тощая, нос курносый. А в голове ничего умного не было.

Впрочем, если Гриневич в поездке нашел себе другую дурочку, пусть. Ему же хуже.

– Понятно, – Ксюша не сдержалась, засмеялась. Все оказалось проще, чем она думала. – Передай ему, пусть спит дальше. Я звоню только для того, чтобы уведомить его, что мы разводимся.

И закончила разговор, с удовольствием нажав на красную трубку на экране.

Вышла к своим любимым мужчинам. Большой сразу считал по ее лицу, что разговор состоялся.

– Как все прошло?

– Трубку взяла любовница, обрадовала ее новостью. Пусть празднуют.

– Умница моя.

Андрей аккуратно положил сына в кроватку, расправил прозрачный балдахин, чтобы малыша не беспокоили комары.

Долго с умилением смотрел на ребенка, гордился своим маленьким мужиком. Тот даже во сне крепко сжимал кулачки, точь–в–точь как папка.

– Андрюш, неужели скоро все кончится? – Ксюша обняла любимого со спины за талию, положила голову ему промеж лопаток, вдохнула родной мужской запах.

– Очень скоро, – Чернышов развернулся, обнял большими сильными ручищами женскую талию, прижался лбом ко лбу любимой. – Когда родителям твоим сдаваться будем?

– Ой… так страшно…

– Не бойся, я с тобой. И в случае чего мы всегда можем уехать к моим. Они будут рады сразу четверым внукам.

– Примут ли… чужих…

– Какие же они чужие? Они твои, значит, и мои тоже.

Вот правду говорят: если мужчине нужна женщина, ему и ее дети нужны будут. Андрей тому яркий пример.

– Ты знаешь, что мне сегодня Мишка сказал? – шепотом произнес мужчина.

– Что?

– Говорит: дядя Андрей, лучше бы ты был нашим папкой.

– Да ты что? – радостно сверкнули в темноте карие глаза женщины. – Так и сказал?

– Ага. А девчонки поддакнули, головками закивали, а потом обниматься полезли. Маленькие такие, а ручки сильные–сильные, чуть не задушили.

Мужчина рассказывал с гордостью и смехом, будто о своих собственных детях. Его голос был наполнен теплом и любовью, что очень грело душу Ксении. Она переживала, как отреагируют дети, когда узнают, что мама с папой разводятся и скоро у них будет новый папа. А теперь ее тревоги улетучились, она и сама видела, знала, чувствовала, что ее дети души не чают в Чернышове.

– Ты замечательный отец, Андрюша. Настоящий мужчина. Я тебя очень люблю.

– И я тебя люблю, ласточка моя.

Они некоторое время сидели молча на краю кровати, обнимаясь, любуясь спящим сыном. Луна освещала их одухотворенные лица.

– Я все же надеюсь, что мои поймут… – робко произнесла Ксюша. – Так надоело прятаться, скрываться, притворяться… Главное, чтобы выдержало сердце папы.

– Может, скорую подогнать заранее?

– Было бы неплохо…

Глава 35

Гриневич, плавая на границе сна и бодрости, почувствовал дискомфорт – это затекли конечности и ныла спина от долгого лежания в одной позе. А еще покалывало кожу из–за неснятой одежды.

Он перевернулся на спину, раскинул руки–ноги в стороны. Одна рука упала вниз, с кровати, коснулась пола, зато другая приземлилась аккурат на аккуратный теплый холмик.

Пальцы сжали его. Хм, упругий. С острой вершинкой.

Не жены. У нее сильно меньше. И не Лины, у той больше.

Историк сжал холмик сильнее, пожамкал еще на всякий случай, пытаясь понять чей это бюст. Еще и без чехла. Размер Венеры Милосской, но то была точно не она, эта живая и теплая.

– Павел Ильич, – томно простонал тонкий голосок, – вы что творите? – вместо возмущения – игривая интонация.

Твою мать!

Гриневич проснулся мгновенно, дернулся в сторону от голоса, упал с кровати на пятую точку, пребольно ударившись копчиком.

– Половинкина?! – схватился за голову, будто ударился ею, а не нижней косточкой позвоночника.

– Ну, да. А вы кого тут ожидали увидеть?

Она даже не удосужилась прикрыться! Села на кровати по–турецки, раскрыв все прелести. Нагая, мать ее за ногу. Бесстыдница!

Перед взрослым мужиком! Своим преподавателем!

Тьфу!

Глаза б на нее не смотрели!

– Ты… вы… Оденься уже!

Гриневич грязно выругался, что делал крайне редко. Считал, что интеллигентные люди выражаться не должны, а он относил себя к интеллигентам. Зря, что ли, научной деятельностью занимался столько лет. Практически всю жизнь.

Он был красным как рак, ведь до сих пор сидел на заднице перед кроватью, его глаза были как раз на уровне ее… хм… шпагата… О, срамота!

Если бы он знал, какие подружки у его Линочки, он бы сделал ей строгий выговор. Поставил бы ее перед выбором: либо он, либо вот эта…

Окси поджала губы, пряча озорную улыбку. Ей понравилась реакция Гриневича.

Ей вообще всегда нравилось, когда она могла поразить мужчину, довести до белого или, как в этом случае, красного каления, возбудить.

Половинкина взбила пальцами шевелюру, перекинула волосы на одно плечо. Все изящно, плавно, как породистая кошечка.

По крайней мере, такой она себя видела со стороны, ощущала.