Прекрасное изгнание - Коулc Кэтрин

Хвост Брута застучал по каменной плитке, но он не подошел.

— Freund, Brutus. Freigeben, (Друг, Брут. Можно) — скомандовала я, отпуская его.

Брут тут же направился к Элли, которая опустилась на корточки и обняла его.

— Ну ты же просто самый красивый пес! И такой умный — понимаешь немецкий!

Линк взглянул на сестру, потом на меня:

— Элли обожает собак.

— У тебя есть собака дома? — спросила я.

На ее лице промелькнула грусть.

— Пока нет. Может, заведем, когда переедем за город.

Губы Линка сжались в жесткую линию. Видимо, он был не в восторге от ее жениха, и мне стало интересно, в чем там дело.

— Заходи, — сказала я, направляясь внутрь. — Я только переоденусь.

Я почти убежала в спальню, и не только потому, что была в пижаме. Внутри все сдвигалось с привычных мест, и мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Линк нарушал мою размеренную жизнь, напоминая, что палитра, которой я пользовалась, была лишь серых оттенков, а он одним взмахом кисти превращал ее в радугу. Это было прекрасно… и пугающе. Мне нужно было немного пространства, чтобы восстановить равновесие.

Схватив одежду, я метнулась в ванную. Быстро почистила зубы, переоделась в любимые темно-зеленые карго и серую майку. В самый раз — ухаживать за лошадьми и везти картину в The Collective. Натянула плотные носки, хоть на улице и жара, но они нужны будут для сапог.

Прямо перед тем как открыть дверь, я замерла, услышав голоса. Глубоко вдохнула. Прятаться в ванной вечно не вариант. Сжав руку на дверной ручке, я вышла.

Когда я вернулась в кухню, Элли посмотрела на меня с широкой улыбкой:

— Я скучаю по единорогу из метал-группы, но эти штаны — огонь.

Я засмеялась, окидывая взглядом пространство.

— Я бы предложила тебе еду, но тут особо нечего. Твой брат пытался всучить мне какой-то зеленый ад в стакане, но по тебе видно, ты тоже не фанатка жидких пыток.

Элли рассмеялась, звук был легким и живым:

— Она мне нравится, — сказала она Линку.

Его губы дрогнули.

— Рад, что ты одобряешь.

— Тебе повезло. У меня безупречный вкус, — заявила Элли и эффектно перекинула светло-каштановую прядь через плечо.

— Иногда у тебя безупречный вкус, — парировал Линк.

Элли возмущенно округлила глаза:

— Прошу прощения? Кто помогал с логотипом для твоей компании? Кто давал фидбек по маскоту Sparks?

В его глазах плясали искорки:

— А кто в детстве макал виноград в кетчуп и считал это кулинарным шедевром?

— Мне было пять! — воскликнула Элли, раскинув руки.

— Мои рецепторы до сих пор в шоке, — проворчал Линк, но смотрел на нее с явной нежностью.

Внутри у меня что-то сжалось. Я ясно представила себе картину: подросток Линк ест виноград с кетчупом только потому, что это нравится младшей сестре. Есть что-то особенное в таком мальчике. И если он вырос — то не растерял этого в себе. Он заботился обо мне, остался, чтобы убедиться, что все спокойно. Убедиться, что я сыта.

Линкольн Пирс был хорошим человеком. Тем самым редким, настоящим. И это пугало до чертиков.

— Пока вы спорите о достоинствах винограда с кетчупом, я пойду выпущу лошадей и соберусь в город.

Глаза Элли вспыхнули:

— У тебя есть лошади?

Ее радость была почти детской. И хотя, скорее всего, она была старше меня на год-два, мне вдруг захотелось о ней позаботиться.

— Две. Если задержишься — прокачу.

Элли взвизгнула от восторга:

— Это было бы потрясающе.

Я взглянула на Линка, который нахмурился:

— Что? Не любишь лошадей?

Он покачал головой:

— Я просто не уверен, что тебе стоит ехать в город одной. Мы можем поехать с тобой.

Я попыталась не поддаться на его заботу, но она уже обвила меня, как теплый плед. Именно поэтому я не должна была пускать его в свою жизнь.

— Все нормально. Я быстро. Трейс уже заставил включить на телефоне функцию отслеживания, так что он в курсе, где я.

— Арден…

— Все хорошо, Ковбой. Это просто дурацкая шутка.

— Мы не можем быть уверены в этом.

— Ни один маньяк не присылает записки заранее. Я буду осторожна. Обещаю.

Линк смотрел на меня с недоверием. И тревога в его ореховых глазах заставила мое сердце сжаться. Не потому, что это значило, что он заботится. А потому что я знала, каково это — потерять ту заботу, которую ты уже успел почувствовать. Когда все рушится в один миг. И я больше никогда не хотела это пережить.

Ванда подпрыгивала на гравийной дороге, пока я ехала в город. Окна были опущены, и летний ветерок разгуливал по кабине. Брут был на седьмом небе — высунул голову, уши развевались на ветру. Я потянулась и почесала ему зад — хвост тут же застучал в благодарность.

Вот оно. Все, что мне было нужно. Свежий воздух. Мой пес. Моя машина. Моя работа.

Мне не нужны были мрачные мстители, пробуждающие во мне такие чувства, от которых становилось по-настоящему страшно. Даже если от одного его прикосновения оживало каждое клеточка моего тела. Даже если он был единственным, с кем я чувствовала себя в безопасности впервые за десятилетие.

Одна только мысль о том, какие эмоции вызывает у меня Линк, вызывала во мне раздражение. Как он посмел так просто вломиться в мою жизнь и перевернуть все с ног на голову? Как он посмел заставить меня понять, чего мне не хватало все это время за моими высокими стенами?

Телефон зазвонил, как раз когда я свернула на Каскад-авеню. На первом светофоре я остановилась и вытащила трубку из подстаканника. Увидев имя на экране, приняла вызов, включив громкую связь, и вернула телефон на место.

— Чем могу помочь, шериф? — спросила я.

— Рассказать маме, что ты дерзишь мне, хотя я просто забочусь о тебе? — пробурчал Трейс в ответ.

Я усмехнулась:

— Дерзю? Я тебе не шестилетняя дочка, напомню.

— А ведешь себя как она, — немедленно парировал он.

Я высунула язык на телефон, даже зная, что он этого не увидит.

— Ты либо язык мне показываешь, либо средний палец.

Я резко выпрямилась, когда загорелся зеленый.

— Ты что, камеры в моей машине поставил?

Трейс рассмеялся — и, черт возьми, как же приятно было это слышать. Он вообще редко смеется в последнее время. Я не знала, в чем причина: в тяжести развода, в воспитании Кили с рождения или в самой сути его профессии. Он всегда был серьезнее нас всех, и всегда придерживался правил. Но теперь это было чем-то большим.

— Если бы ты была Кили, я бы