Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

* * *

Советско-германское сближение с самого начала было непрочным, так как его обременяли трения и неопределенность. Весь путь от Мюнхенского пакта (1938) через пакт Гитлера со Сталиным (август 1939), совместный раздел Польши и стычки из-за нефтепромыслов на фоне объявления западными державами войны Германии (сентябрь 1939), советско-германский Договор о дружбе и границе (сентябрь 1939), советскую Зимнюю войну с Финляндией (ноябрь 1939 — февраль 1940), победу Германии над Францией (июнь 1940), советскую аннексию Прибалтийских государств и части Румынии (июнь 1940) до визита Молотова в Берлин (ноябрь 1940) представлял собой сплошные американские горки. Первая попытка участия Сталина в дипломатической игре с высокими ставками показала, что он человек хитрый, но в то же время жадный и упрямый оппортунист. Его сделки с Гитлером принесли один результат в 1939 году и совершенно другой в 1940 году. Но сталинская стратегия от этого не изменилась.

Представители режима продолжали выказывать уверенность, граничившую с высокомерием. «Политика социалистического правительства заключается в использовании противоречий между империалистами — в данном случае военных противоречий, — чтобы при всякой возможности укрепить позиции социализма, — распинался Жданов на закрытом партсобрании в Ленинграде 30 ноября 1940 года. — Мы придерживаемся необычного нейтралитета: приращиваем свою территорию, не воюя. (Смех в зале.)»[4831] Смелый захват и советизация румынских земель, включая Буковину, а также Прибалтийских государств, включая полоску на юго-западе Литвы, обещанную Гитлеру, давали гарантии, что данные территории не достанутся Гитлеру, однако эти шаги одновременно ликвидировали буфер между Советским Союзом и нацистской Германией и грозили обернуться конфликтом — как раз в тот момент, когда зависимость Берлина от хороших отношений с Москвой уменьшилась. Что самое главное, Сталин не последовал своему собственному совету: даже после того, как Франции настал конец, он не стал ничего делать, чтобы чем-то уравновесить возраставшую мощь Германии. Вместо этого он допустил, чтобы давнее недоверие в советско-британских отношениях затмило нарастающий дисбаланс и трения в советско-германских отношениях. Инициатива двусторонней сделки снова принадлежала Риббентропу, а Сталин в ответ снова выказал непомерные аппетиты, но на этот раз контекст был радикально иным.

Можно предположить, что чрезмерные требования Сталина, предъявленные Гитлеру в ноябре 1940 года, были дьявольски хитроумным ходом, так как они выявили несовместимость советско-германских интересов и де-факто положили конец взаимовыгодному пакту с Гитлером. Однако список обширных пожеланий Сталина, составленный в ноябре 1940 года, вовсе не был циничной уловкой, призванной вывести Гитлера на чистую воду. Сталин наказывал Молотову заключить новый пакт. Но при этом он самым прискорбным образом переоценил свою позицию. Выдвинутая им непомерная цена присоединения к державам оси оказалась одним из самых судьбоносных решений Сталина за всю его предыдущую жизнь. По оценкам советской военной разведки, на тот момент в бывшей Польше было сосредоточено 76–79 германских дивизий и еще 15–17 дивизий в Румынии. Считалось, что всего у Германии имеется 229–242 дивизии (в реальности их было около 185)[4832]. Даже журналисты сообщали, что Германия размещает свои наиболее механизированные дивизии на советской границе и лихорадочными темпами ведет на востоке строительство дорог и прочей инфраструктуры. В конце ноября — начале декабря в Германии прошли военные игры на тему возможной войны с СССР, основанные на недавних оперативных разработках генерала Фридриха Паулюса[4833].

Сталин понимал, что он скверно провел финскую кампанию, и часто встречался с новыми командующими, которых повысили после ее окончания, — Тимошенко и Жуковым[4834]. Советская армия, за три года утроившая свою численность, достигшую 4,2 миллиона человек, была на тот момент крупнейшей в мире. Велась обширная перестройка экономической базы страны. Выплавка стали в СССР в 1927–1928 годах составляла около 4 миллионов тонн, а план на 1932 год составлял 10,4 миллиона тонн; официальные цифры производства в 1932 году в реальности составили 5,9 миллиона тонн, но к 1940 году выплавка стали, по данным режима, достигла 18,3 миллиона тонн — гигантский скачок, даже со скидкой на преувеличения[4835]. В 1940 году советская промышленность выпустила 243 тяжелых, 833 средних и 1620 легких танков и более 10 тысяч самолетов, включая 4657 истребителей и 3674 бомбардировщика[4836]. Однако до полной реорганизации вооруженных сил было еще очень далеко[4837]. 7 декабря 1940 года Тимошенко закончил свою ревизию, которая стала суровым обвинением в адрес Ворошилова как руководителя и откровенно показала наличие множества слабых мест у гигантской военной машины, страдавшей от острой нехватки опытных командиров, низкого уровня подготовки новых призывников и избытка устаревшего вооружения. Предполагалось, что обучение войск ведется круглый год, однако много времени у бойцов уходило на работу в колхозах в пору сева и жатвы и на стройках[4838].

К тому же крестьянской стране было непросто содержать такую армию. Даже по официальным данным, темпы экономического роста в СССР резко снизились — с 10–12 % в год в 1928–1937 годах до каких-то 2–3 % в год в 1937–1940 годах, причем наблюдалась нехватка таких стратегически важных продуктов, как сталь, уголь, продукция химической промышленности, сырая нефть. Террор обострил текучку рабочей силы и дефицит управленческих кадров, нередко лишая уцелевших всякой инициативы[4839]. Массовые аресты «вредителей» ударили и по военным заводам первостепенного значения[4840]. Военный бюджет был раздут. В то время как в 1938 году на вооруженные силы было потрачено 23,2 миллиарда рублей, или 18,7 % из общей суммы государственных расходов в 124 миллиарда рублей, в 1940 году из общего бюджета в 174,4 миллиарда рублей вооруженным силам было выделено 56,8 миллиарда рублей, или 32,6 %. Советские военные расходы выросли в 1940 году примерно до 17 % ВВП (по сравнению с 2 % в 1928 году и 5 % в 1913 году)[4841]. Другое дело — был ли способен советский режим потратить столько денег эффективно или вообще их потратить[4842]. Более того, нацистская Германия уже в 1937 году истратила на вооруженные силы 15 % национального дохода, и эта цифра возрастала[4843]. Хрущев, который находился в Москве, когда Молотов вернулся из Берлина, впоследствии отмечал: «На лице Сталина и в его поведении чувствовалось волнение, я бы сказал, даже страх»[4844].

Глава 14. Страх

Сказать — [Сталин] недооценивал [Гитлера], это было бы неправильно. Он видел, что все-таки Гитлер организовал немецкий народ за короткое время. Была большая [германская] коммунистическая партия, и ее не стало — смылись!

Вячеслав Молотов[4845]

Сталин — одна из