Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

самых поразительных фигур в мировой истории. Он начал мелким чиновником и не перестал им быть. Сталин ничем не обязан риторике. Он правит страной из своего кабинета благодаря бюрократам, подчиняющимся каждому его кивку и жесту.

Адольф Гитлер, застольная беседа, 1941 г.[4846]

Молотов, вернувшись из Берлина, выгнал бывшего директора ткацкой фабрики, отправленного туда послом, и заменил его собственным заместителем, Владимиром Деканозовым, подручным Берии, недолгое время возглавлявшим разведку НКВД. Даже Молотов плохо знал его, думая, что он армянин, выдающий себя за грузина[4847]. Насколько известно, Деканозов имел отчасти русское (отец), отчасти немецко-еврейское (мать) происхождение и родился в Эстонии под именем Ивана Протопопова. 41-летний Деканозов, голубоглазый, низкорослый (чуть выше 150 см) блондин, властный и грубый с подчиненными, был самым молодым послом в нацистской столице[4848]. Он по-прежнему числился заместителем наркома иностранных дел, но никак не мог вручить Гитлеру свои верительные грамоты. 5 декабря 1940 года, все еще ожидая аудиенции, Деканозов получил анонимное письмо на немецком языке. «Гитлер намеревается будущей весной напасть на СССР, — сообщалось в нем. — Многочисленными мощными окружениями Красная армия должна быть уничтожена». Доказательства грядущего нападения произвели впечатление на 34-летнего главу агентуры советской военной разведки Николая Скорнякова, и Деканозов переслал письмо Молотову, который передал его дальше: «Тов. Сталину — для сведения»[4849].

О войне говорили все. «Слышали», что Гитлер готовит нападение. Оно произойдет так-то. Или так-то. Оно состоится тогда-то. Или тогда-то. Зашифрованные доклады поступали по проводам из Белграда, Софии, Праги, Бухареста, Будапешта и Варшавы; из Лондона, Парижа, Женевы, Стокгольма, Хельсинки и Рима; из Токио, Вашингтона и Берлина. Все это создавало оглушительный шум. Наблюдатели сообщали о строительстве железных дорог, аэродромов, оружейных складов, о накоплении войск на границе, об их обучении русскому языку. Гитлер захватит Украину[4850]. Или просто потребует от Сталина отдать ее. Фюрер готовит вторжение. А может, не готовит. Амаяк Кобулов, полагаясь на донесения своего личного агента, латыша Берлингса — проходившего в советской разведке под псевдонимом «Лицеист», но перевербованного нацистами, — сообщал по каналам НКВД (14.12), что Гитлер объявил Англию «единственным врагом» Германии и что Германия сделает все возможное, чтобы «избежать войны на два фронта»[4851].

Сам фюрер сделался почти недоступным. Во второй половине дня 19 декабря Деканозов наконец смог вручить ему свои верительные грамоты — в том же самом зале рейхсканцелярии, где принимали Молотова, — но Гитлер вежливо отклонил попытку посла обсудить советские условия присоединения к пакту четырех держав. После быстро пролетевшего получаса два громадных нацистских протокольных офицера проводили маленького Деканозова на выход[4852]. Советскому послу было неизвестно, что днем ранее Гитлер подписал совершенно секретную директиву № 21, которая гласила, что «Германские вооруженные силы должны быть готовы уничтожить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии (операция „Барбаросса“)». Нападение предварительно было назначено на 15 мая 1941 года[4853].

Нацистская Германия, господствуя на европейском континенте, увязла в войне с островной Англией и впала в экономическую зависимость от Советского Союза. Нацистские идеологи кричали о том, что «жидобольшевики» производят «наращивание сил» на новой восточной границе Германии. Впрочем, нацистская верхушка по большей части презрительно оценивала действия Красной армии во время войны с Финляндией и неполноценную славянскую расу вообще. Шеф СС Генрих Гиммлер осенью 1940 года говорил нацистским партийным функционерам, что СССР «не в состоянии чем-либо угрожать нам». Сам Гитлер утверждал, что Советский Союз «все же по своей воле не попытается вступить в войну против Германии», и расценивал обширные советские претензии на территории, простирающиеся от Балтики до Черного моря, как признак слабости[4854]. Однако после напряженного разговора с Молотовым в ноябре 1940 года фюрер взял за правило называть Советский Союз грядущей угрозой, которую следует предотвратить. Такой точкой зрения Германия мотивировалась в 1914 году, когда развязывала Первую мировую войну: на ее гигантскую восточную соседку следовало напасть, прежде чем она станет сильной[4855]. К этому Гитлер добавил предположение, что Англия не собирается капитулировать, потому что рассчитывает рано или поздно получить помощь от СССР. Таким образом, во второй раз в XX веке оказалось, что дорога к победе Германии над величайшей мировой державой, Англией, ведет на восток.

Гитлеровская операция «Барбаросса» («Рыжая борода») — таким было прозвище Фридриха I, императора Священной Римской империи, — излагалась на восьми страницах машинописного текста, подписанного 18 декабря 1940 года фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем (верховным главнокомандующим вермахта), генералом Альфредом Йодлем (начальником оперативного штаба верховного главнокомандования), генерал-майором Вальтером Варлимонтом (главным помощником Йодля, подготовившим первый проект документа) и еще кем-то (подпись неразборчива)[4856]. Гитлер велел снять с документа всего восемь копий, четыре из которых вместе с оригиналом отправились в сейф. По одной копии получили армейский главнокомандующий и командующий ВВС, две — Генеральный штаб. Спустя всего десять дней советская военная разведка уже докладывала из Берлина о существовании этой совершенно секретной директивы[4857].

Идеи фикс

23 декабря 1940 года Сталин собрал у себя одно из самых многолюдных совещаний, какие видел его кабинет, — в нем участвовало более тридцати функционеров военно-промышленного комплекса. «Нас всех пленило, как просто, дружески и с каким глубоким знанием дела Сталин вел совещание, — вспоминал Акакий Мгеладзе (г. р. 1910), в 28-летнем возрасте, после домашнего ареста, назначенный главой грузинского нефтяного треста. — Мы были окрылены и почувствовали такой прилив творческих сил и энергии, что готовы были сдвинуть горы»[4858]. Помимо повышения объемов добычи нефти, обсуждался также вопрос об авиамоторе М-105 мощностью в 1000 лошадиных сил. «Было бы у нас в достатке таких моторов, как М-105, — поучал Сталин собравшихся у него в „Уголке“, — мы бы с этой сволочью по-другому разговаривали»[4859].

В тот же день высшие чины Красной армии, ВВС и флота собрались на крупное совещание, которое продолжалось до 31 декабря. Для современной армии не меньшее значение, чем ее размер и техническое оснащение, имела доктрина. Понятие «глубокая оборона» подразумевало, что атакующий неизбежно прорвет линию фронта, и потому предполагалось жертвовать территорией и возводить оборонительные сооружения вдали от линии фронта, с тем чтобы заставить врага выдохнуться и тем самым отразить его удар. Еще один вариант, «подвижная оборона», предусматривал контратаки из глубины страны, имеющие целью отсечь передовые танковые дивизии противника от идущей вслед за ними пехоты, — они должны были производиться до тех пор, пока вражеское наступление не будет остановлено. Подобные операции требовали огромного мастерства и скорости, проведения фронтовой разведки в реальном времени и