«Если ты пойдешь со мною…». Документальная повесть - Рут Баки-Колодный

Хайям говорил, что нельзя постичь двух вещей: прошлого и будущего. Вашего прошлого никто у вас не отнимет, но, если вы начнете сейчас ломать свою жизнь, что станет с вашим будущим? Страна эта — страна прошлого, а такие люди, как ваш муж, превращают ее в страну будущего. Без неукротимого нрава вашего супруга у него ничего бы не вышло. Неужто вы не понимаете этого?»

Ольга задумалась, опустив голову. Птицы щебетали и пели на ветках, а она ничего не замечала, кроме мощеной дорожки и красных цветов по бокам. Устинов прав — она живет не только своей быстротечной жизнью, но и жизнью народа — своих современников и тех древних иудеев, которые когда-то основали здесь гордое царство. Переполняющая ее любовь к Библии, восторг, который она испытывает, читая рассказы про еврейских пророков, судей и царей, — это не просто духовное удовольствие или интеллектуальное развлечение. Нет, она ощущает себя частичкой давно ушедшего мира, современницей древних событий, они для нее реальны, наполнены живыми звуками и красками. Почему же она отказывается платить за такое счастье? Ведь платить надо за все, и у любви тоже есть цена.

Пока Ольга предавалась размышлениям, Устинов позвал слугу и что-то сказал ему по-немецки. Тот вышел и быстро вернулся, неся в руках женскую статуэтку. Она была готова только наполовину — видно, барон начал трудиться над ней совсем недавно. Крошечная головка плотно сидела на ее массивном бронзовом теле, а продолговатые груди свисали до самого живота. Руки покоились на выпуклых бедрах. «Вот, прошу любить и жаловать, Астарта, финикийская богиня плодородия, — сказал барон, нежно поглаживая статуэтку. — Я приобрел ее в берлинском музее, но родом она отсюда, из Ашкелона. На свете нет случайностей. Не случайно ваша священная книга изобилует описаниями таких вот богинь. Здесь их родина. Это не просто декоративная вещица. В библейские времена люди верили, что она избавляет от бесплодия. Ольга, почему вы меня не слушаете?»

«Господин Устинов, зачем нам дана жизнь? Чтобы мы прожили ее для себя или посвятили чему-то или кому-то?»

«Неужели вы до сих пор не примирились с тем, что не сможете родить ребенка? Вы когда нибудь думали о надежде? Да, мы живем ради себя, но не в пустоте. Покуда вы еще надеялись иметь детей, вы не раскаивались в своем выборе. Что же изменилось за последние годы? Когда-то Астарта дарила надежду бесплодным женщинам. Надежда важнее, чем мимолетное мгновение. Хоть тут-то вы со мной согласны? Хороший пример — жизнь нашего Спасителя, который тоже родился в здешних краях. Он творил чудеса, потому что люди верили в его чудотворную силу. Народы, верившие в Астарту, уже давно исчезли с лица земли, но коллекционеры со всего мира гоняются за оставшимися от них предметами культуры. Вы и не представляете, сколько времени я дожидался возможности купить эту вещицу. И посмотрите, в каком она состоянии! Одна рука сломана, носа нет, да и над телом еще надо поработать. Но она существует, она реальна, как сама жизнь. Для меня она — воплощение веры и надежды, которые осуществляются здесь, в святых местах, возрождаются, подобно ей самой, собранной из бесформенных кусков бронзы. Вы страдаете не из-за мужа, а из-за того, что у вас нет детей. Бездетная женщина подобна бесплодному дереву, ибо назначение обоих — приносить плоды. Вот ваша истинная боль, так не смешивайте же ее с фальшивой любовью! Ибо любовь к иноплеменнику — это все равно что идолопоклонство, вожделение к чужим богам. Такая любовь подобна предательству, и не только по отношению к вашему супругу, но и ко всему библейскому народу. Моя Астарта не собрана до конца. Постепенно я приделаю ей нос и исправлю руку. Так и вы — в вас нет завершенности. Потому что вы никогда не рожали. По этой причине вся ваша жизнь и вращается вокруг мужа. Но взгляните на это более оптимистично. Что бы вы делали, будь ваш супруг обычным яффским торговцем? Или аптекарем в Иерихоне, как бедняга Иосиф Файнберг? Или простым земледельцем? Да вы бы умерли от скуки! А теперь, благодаря Иеѓошуа с его мечтами и страстью к приключениям, вашу жизнь уж никак нельзя назвать скучной. Он, правда, скорее напоминает вашего сына. Но так распорядилось Провидение, чтобы смягчить ваши страдания. Отнюдь не случайно Иеѓошуа похож на мечтательного, неугомонного мальчишку, за которым нужен присмотр, поверьте мне! Вами движет инстинкт материнства, и страдаете вы оттого, что не можете его удовлетворить. Вы ошибаетесь, приписывая эту тяжкую неудовлетворенность тоске по теплу, которую дарит вам этот русский. Как его зовут, вы сказали?»

«Федоров. Сергей Федоров».

«Ольга Белкинд, вам уже сорок пять лет. Детей у вас не будет, но разве облегчение чужих страданий не смягчает хоть немного вашу боль? Разве, помогая роженицам, вы не испытываете жалости и любви? Вы ведь делаете чудеса как с больными, так и с роженицами, просто воскрешаете их в самые тяжкие минуты. Вы страдаете не из-за любви к этому мужчине. Мужа вы тоже любите, только по-другому. В вашем чувстве к нему больше преданности и желания помочь, чем телесного влечения. Разве вас не утешает мысль, что вот этими руками вы помогли появиться на свет десяткам младенцев, которые без вас умерли бы, часто вместе со своими матерями?»

Ольга вышла из чудесного сада с тяжелым сердцем. Высокий привратник закрыл за ней ворота, и она медленно и безрадостно зашагала к морю.

Глава двадцать вторая

Ищите женщину

Одним из заданий, полученных Федоровым, было выяснить характер взаимоотношений Устинова с сионистским движением — поддерживает он этих людей или просто тратит на Палестину русские рубли. Федоров понимал, что Устинова смешно в чем-то подозревать, но вынужден был встретиться с ним, чтобы иметь возможность направить отчет куда следует.

Барон радушно принял Федорова в своем саду. Солнце заходило. Устинов сидел со своим гостем в уголке, где росли оливковые, гранатовые и миндальные деревья. Федоров представился секретарем консульства, недавно прибывшим из Петербурга. Началась ностальгическая беседа — Устинов жадно расспрашивал гостя о новых поступлениях в Эрмитаже, вспоминал любимые царскосельские сады… Видно было, как тоскует барон по оставленной родине. Федоров спросил его, почему он не возвращается в Россию. На это Устинов ответил, что в случае возвращения его не выпустят обратно. Потому он и гасит тоску в письмах и в беседах с русскими гостями.

Федоров рассматривал каменные листья, украшавшие коринфские колонны. Его интересовали восточные древности, и он знал, что Устинов хорошо разбирается в здешней истории.