Матрона Московская - Ирина Ордынская

Некоторые исследователи биографии Матроны сомневаются, что блаженная имела паспорт. В ответ можно сказать точно – прописать без паспорта в Москве было невозможно. Если прописку оформили, значит, до этого блаженная получила паспорт. Есть ещё одно косвенное подтверждение того, что паспорт у Матроны был – это фотография, которая хранится в музее Покровского монастыря. На ней блаженная аккуратно причёсана и одета в красивую кружевную белую кофточку. Под портретом подпись, в которой указано, что эту фотографию сделали для паспорта. Рядом в витрине висят несколько белых кофт, принадлежавших Ждановым, очень похожих на ту, которая на фотокарточке. Музей создавался при непосредственном участии З. В. Ждановой, и нет причин сомневаться в том, что если она утверждала, что это фото блаженной Матроны для паспорта, то так оно и есть. А необходимость в нём могла появиться только для оформления документа. Иначе не стали бы «мучить» Матрону переодеванием и посещением фотографа. Значит, паспорт у блаженной появился после переезда к Ждановым. Его сделали, чтобы оформить ей московскую прописку.

Кроме Евдокии Михайловны и Зинаиды Владимировны Ждановых, блаженной Матроны, её хожалки Пелагеи и девочки Ниночки в квартире в Староконюшенном переулке всю войну жил ещё и блаженный Митрофаний. Его тоже приютили добросердечные Ждановы. Матронушка очень уважала и любила этого человека. Все его считали настоящим молитвенником, каковым он являлся с юности. Бездомный нищий богомолец нашёл утешение и приют рядом с Матроной, которая, будучи сама беспредельно в мире беззащитной, старалась помочь всем несчастным, кто оказывался с ней рядом. Был ли это бесприютный странник-молитвенник или брошенная, никому не нужная маленькая девочка.

Кем именно был Митрофаний, каково было его настоящее имя, неизвестно, возможно, он сам не знал этого. Со слов Зинаиды Владимировны Ждановой, всё, что он помнил – отроком в революцию его привезли из Петрограда в женский монастырь в районе Вязьмы. И оставили в обители под опекой игуменьи Сарры. Какое-то время, когда он был совсем мал, то даже жил в келье настоятельницы. Странник помнил, что, подрастая, стал работать вместе с монахинями, стегал одеяла. О своём дореволюционном прошлом он рассказывал Зинаиде Владимировне только то, что с родителями жил в Санкт-Петербурге, но остался сиротой.

В обители Митрофаний жил до того времени, пока новые власти не начали массово закрывать монастыри, арестовывая монашествующих. Накануне закрытия монастыря мать Сарра сказала своему воспитаннику: «Монастырь скоро опустеет, всех разгонят, меня заберут, а тебя я благословляю быть странником» (из воспоминаний З. В. Ждановой). Так и оказался Митрофаний без крыши над головой, без родных, без имущества, стал бродить по дорогам от одного места к другому. Добрые люди давали ему приют, делились хлебом, а он обо всех молился. Его любили за то, что он в атеистические, безбожные времена оставался истинным богомольцем, не предавал веру Христову. Конечно, Матронушка знала, кем на самом деле был блаженный Митрофаний, для неё не было тайн, связанных с судьбой любого человека. Может быть, со временем историки, изучая подробно биографию блаженной, установят и имя человека, которого она взяла под своё крыло. Всю войну жил у Ждановых блаженный Митрофаний, светлый, добрый, незлобивый человек, блаженный молитвенник. Богомольцев на какое-то время немного оставили в покое, однако после войны вновь начались гонения, не меньшие, чем в революционные времена. В 1948 году Митрофания, которого Зинаида Владимировна называла «великим прозорливцем и рабом Божиим», арестовали, судили, дали 25 лет. Отправили отбывать срок в Мордовию.

В военные годы поток людей к Матронушке день ото дня только увеличивался. С одной стороны, это происходило потому, что народного горя становилось так много, что для бедных, страдающих людей блаженная порой являлась единственной надеждой и опорой, сами они уже не справлялись с тревогами и бедами. С другой стороны, наконец-то жизнь Матроны в Москве стала достаточно обустроенной, Ждановы её любили, берегли, у неё были прописка, собственная комната, в которой она могла свободно молиться и принимать людей. Больше Матроне не приходилось постоянно менять квартиры, опасаться ареста из-за нарушения паспортного режима. Она больше семи лет, с осени 1942 года по начало 1950 года, жила в особняке в Староконюшенном переулке. В эти годы людям не нужно было искать блаженную по всей Москве, найти её не составляло труда – многие земляки и любившие её москвичи знали, где она живёт.

Мужчины воевали, к Матроне в основном приходили женщины, измученные необходимостью как-то прокормить себя и детей, переживавшие за судьбу своих мужей, братьев, отцов на фронтах. Одним из самых частых вопросов, которые блаженной задавали в войну, был: жив ли муж, сын, отец, брат? Вернутся ли они, не ранены ли, не в плену ли? Матрона кого-то успокаивала, что жив и вернётся. Бывало, что даже если женщина получала похоронку, но блаженная говорила, что на самом деле человек жив, то так оно и было. Солдат возвращался домой. Но уж если она говорила, что солдата нужно поминать, то со временем оказывалось, что действительно он погиб.

Так вспоминала об этом З. В. Жданова: «Много было случаев, когда она говорила приходящим на их вопросы: „Жив? Нет?“ Кому скажет: жив, ждите… Кому: отпевать и поминать. У мамы была подруга, три раза получила извещение о смерти мужа, а Матушка свое „жив, придет на 'Казанскую'! Постучит в окошко…“ Кончилась война, а его так и нет, и вот в 47-м году он пришел, и все так и было. Этот человек и теперь жив – Хиров Тимофей Федорович. Весной 1948 года он достал икону Казанской Божией Матери и пешком от Кутузовки донес ее до Царицыно, где в то время Матушка гостила».

Часто посещавшая Матрону Александра Антоновна Гуськова вспоминала, как в войну приезжала к блаженной спросить, жив ли её муж: «Он аккурат попал в плен, извещение от него пришло: „Пропавший без вести“. Я приехала к Матроне… Я вошла, поцеловала Матрюшу. Спросила про мужа. Она отвечала: „Он придёт. Он у строгих начальников находится“». Так и получилось, муж Александры Антоновны после войны вернулся домой. А. Ф. Выборнова тоже вспоминала, как она приезжала к Матроне в военные годы спросить – живы ли родные: «Матрона говорила: „Брат живой и мужа твоего все время поминаю, муж живой“. И правильно, так всё и оказалось. Брат потом еще много раз ко мне приезжал».

Иногда кто-то просил блаженную помочь не при встрече, а заочно – в молитве, и она помогала. Труднейшие ситуации разрешались как будто сами собой, люди избегали арестов, проверки документов, на судах неожиданно даже прокуроры проявляли добросердечность, арестованных отпускали. Иные