Среди призраков. Рассуждение об эпохе метавселенной и генеративного искусственного интеллекта - Эрик Саден

– в мире, где простых команд системе достаточно, чтобы она писала тексты, генерировала изображения, видео, музыку, песни, мгновенно потакая малейшим нашим желаниям. Эпоха доступа[128], которая должна была объединить людей внутри «глобальной деревни» и выпустить нас на «магистрали информации и знания», спустя два десятилетия перешла в эпоху обесценивания ближнего, а заодно – тихой сапой – нас самих. В жизнь среди призраков, в которой психика – притом что мы думаем, будто у нас все под контролем, – лишь послушная игрушка наших наклонностей, лени, неврозов, как и множества совершенно посторонних сил.

Глава IV. Процесс десубъективации

1. Усталость быть собой

Примечание[129]

Технологии самоотмены

У этой тенденции есть точная хронология. Проявляться она начала на рубеже 2010-х годов. Поначалу не особо заметно – зато регулярно расширяя охват. Миновало десятилетие, отмеченное воодушевлением, переходящим в восторг, и вот стали выходить первые тревожные публикации обо всех тех «преимуществах», которые дают нам цифровые технологии. Пришло время разглядеть признаки неуравновешенности, различных расстройств, ухода в себя, вызванные нашими все более компульсивными привычками. У явления появилось название: экранная зависимость. Так же как это бывает с алкоголем и азартными играми, она незаметно подстерегала нас, подрывала психическое равновесие и наши отношения с окружающими. На передовицах газет, в радио- и телеэфире, среди документалистов началось шевеление: пиксельных рабов стали приглашать, чтобы они рассказывали о своих драмах, об одиночестве, жизненных трудностях – совместно с психологами, детскими психиатрами, родителями, преподавателями, бившими тревогу ввиду размаха бедствия. Однако источником кажущегося внезапного пробуждения сознания было двойное заблуждение. С одной стороны, в попытках такого анализа не обходилось без морализма, часто обвинительного толка: знатоки с «холодным носом» таскали за уши всех этих техно-наркоманов, преподнося им урок. С другой – большинство речей заканчивалось призывом не пренебрегать добродетелями здорового образа жизни и правильно «выпускать пар» – можно подумать, что такие рекомендации способны возыметь хоть какой-то эффект! Диагноз поставили неверно, нам лишь казалось, что это аддикция. На самом деле мы столкнулись не столько с социальным фактом, сколько с явлением антропологическим и цивилизационным: поглощавшая нас вселенная переопределяла – причем всегда в нашу пользу – наши отношения с другими и с реальным.

Это происходило по всей планете: наш взгляд неустанно старались зафиксировать на нескончаемых потоках, казавшихся куда богаче всего, что оставалось вовне. Словно мир в его неисчерпаемой наполненности сжался до гладкого и весьма скудного пространства, ограниченного пределами наших экранов, – хотя с виду он как будто и стал еще более рельефным, красочным, насыщенным и позволил «приблизиться» к другим людям. Наши отношения с технологиями приняли абсолютно новый поворот: они не просто играют роль протеза или обеспечивают когнитивные функции – связь сделалась экзистенциальной. В том смысле, что одно из технологических направлений, – сегодня уже главное, – получило возможности, необходимые, чтобы непрерывно сопровождать нас в повседневности, и теперь даже наполняет ее жизненной силой, придает состоятельность. Заодно нам открылся доступ к неограниченным массивам информации и сервисам, настала жизнь, полная развлечений и лести при минимуме постоянных усилий. Сколько появилось средств, чтобы придать многим нашим действиям удаленный характер, а точнее, дистанцировать их от реального, щедро делясь при этом ощущением могущества. И мы вдруг понемногу начинаем догадываться, что нарастающая пикселизация нашего бытия, похоже, подспудно ведет к возникновению новой субъективности – она считает себя квазивсемогущей и словно защищена в своих проявлениях. Это не «пузырь фильтров»[130], отсылающий к нашим же предпочтениям и мнениям; перед нами лишь следствие более радикального явления – сферизации нашей психики[131]. То есть самоустранения индивидов, – крайне мало ощутимого, но с пагубными последствиями, – из сферы социального, что главным образом обусловлено богатым инструментарием, находящимся у них в руках и наделенным весьма специфическим даром внушать пользователям чувство самодостаточности.

Тут бы и осознать, отвергнув близорукую критику и клише, что предельная технологизация нашей жизни постепенно породила виды сознания, которые мы могли бы назвать шизоидными, когда индивид мыслит себя активным, но настолько оторвался от земли, что утратил продуктивную связь с себе подобными. Складывается совершенно новая форма пассивности, воспринимаемая, однако, как признак очень большой – и беспрестанной – активности, которая почти не выливается в конкретные достижения, свидетельство наших способностей, предмет гордости. Все как раз наоборот, учитывая, что из-за непродуктивной траты энергии поддерживается непрекращающаяся фрустрация, вдвойне обостряющая чувства такого рода, которые большинство испытывает в повседневной жизни. Происходит скрытая нейтрализация наших способностей к действию. Да еще в среде, где с конца 2000-х годов наблюдается пришествие систем на основе искусственного интеллекта, денно и нощно указывающих нам, какой путь выбрать. Наша добровольная беспомощность дополняется тем, что нашим действиям сообщается направление посредством различных сигналов, которые теперь могут принимать речевую форму. Окружающая атмосфера провоцирует атрофию наших чувственных сил, обусловливает притупление естественной склонности осознанно и в полном смысле слова индивидуально решать, каким будет ход нашего существования. Из такого композита рождается то, что придется назвать нежизнеспособной субъективностью.

Отказ от самих себя оборачивается в конце концов притуплением чувства ответственности, возложенной на каждого. Это оно требует распоряжаться собственной судьбой, – пользуясь бесчисленными ресурсами, подходящими для этого и нас определяющими, – внося тем самым посильную лепту в здравие единого целого. С недавним приходом систем на базе искусственного интеллекта к отречению от самих себя добавился процесс отрицания фундаментальных основ нашего существа. Такие системы, и прежде всего ChatGPT, готовы составлять тексты, качество которых – внешне – будет только расти. Как можно не понимать, что тем самым – после того, как мы постепенно лишились естественного права на свободное самоопределение, – у нас отнимается основополагающая способность – способность к производству языка. Потому следовало бы опровергнуть мнимую «взаимодополняемость человека и машины» – этот риторический трюк вовсю используют инженеры и консалтинговые компании. Нет никакой необходимости в технологиях, призванных писать за нас или «помогать нам писать лучше», чтобы в конце концов убить заложенный в каждом из нас талант, а заодно лишить содержания – и остроты – человеческие отношения.

Сейчас, как никогда, нам нужно совсем другое – выступить от первого лица и не в формате бесконечных постов на платформах, где сплошь экспрессия и безапелляционный утвердительный дискурс. Надо, чтобы наши уникальные голоса зазвучали внутри политического сообщества, совершенно свободного и многообразного, в которое каждый по праву привносит живое начало. В противоположность другому языку – индустриализированному, стандартизованному, способствующему, чтобы человек становился «овощем». Мишель Фуко говорил о «технологиях себя», определяя их как практики, «посредством которых индивиды, сами или благодаря другим людям, воздействуют на собственные