Мой грозный фитнес-босс - Анна Измайлова

Откусила.

Мама поджала губы:

— Ты уверена, что он не делает из тебя временную историю? Ну, пока клуб на слуху, пока удобно…

Бабушка фыркнула:

— Не бойся ты за неё так. У нас вон женщины всю жизнь жили с мужиками, у которых было всегда «временно удобно», и выбрались. А тут хотя бы начальник.

Я закатила глаза:

— Спасибо, баб, звучит успокаивающе.

Она поставила передо мной тарелку с ещё парой пирожков:

— И вообще, если мужик делает женщину сильнее и спокойнее, а не слабой и сжатой, как булка из магазина — это уже не просто «мужик», это ресурс. А если он начинает считать, сколько она съела и на сколько сантиметров похудела... гнать такого в шею.

Вздохнула.

— Я в молодости тоже «держала диету из трёх картошек». Модно было. Дед тогда сказал: «Если ты мне совсем исчезнешь я другую заведу, мне кого обнимать?»

Я прыснула борщом.

— А потом, знаешь, что он делал? — продолжала бабушка. — Прятал от меня весы. И говорил: «Нечего туда смотреть, всё равно ты мне нравишься». Ты не обязана быть удобной ни мужчинам, ни работе, Сонечка. Но если работа и мужик делают тебя сильнее и счастливее — это другое дело.

— Я пока не знаю, делает ли он меня счастливее, — честно сказала. — Но сильнее точно да. Особенно, когда мы приседаем.

После обеда мы перешли к чаю, как это всегда бывает.

Варенье — в центре стола, печенье по кругу, разговоры потекли к более личному. Мама, конечно, не могла не вернуться к теме «начальник»:

— Он вообще кто, этот… как его?

— Кирилл, — сказала я, чувствуя, как при одном имени становится теплее. — Управляющий клубом. И тренер.

— Молодой? — подозрительно.

— Тридцать два.

— Красивый? — ещё подозрительнее.

Я задумалась. Перебирать детали не хотелось.

— Ну… — осторожно. — На него люди в зале смотрят больше, чем на зеркала.

Мама закатила глаза:

— Вот именно. Таких все хотят. А ты у меня одна. Ты уверена, что не будешь там в очереди на внимание стоять?

— Мам, — спокойно сказала я. — Он не делает мне одолжение.

Вздохнула.

— Я… вижу разницу, где мной пользуются, а где со мной сотрудничают.

Сама удивилась, насколько уверенно это прозвучало. Бабушка хитро прищурилась:

— Фото его покажешь?

— Баб! — возмутилась.

— А что? — отрезала. — Я должна знать, кому потом картошку сдавать, если он к тебе жить придёт.

В итоге под смех я достала телефон, пролистала до одного из нейтральных рабочих фото: он в форме клуба, на фоне зала, с кем-то из тренеров.

Бабушка поднесла телефон поближе к глазам:

— Ох, — сказала. — Такой зять и картошку сам донесёт. Нормальный.

Мама тоже посмотрела, хмыкнула:

— Слишком правильный. Но не отталкивает. Глаза не пустые.

Это, по маминой шкале, был почти комплимент. Я поймала себя на том, что улыбаюсь как идиотка: мне вдруг стало важно, что они его не отвергают сходу.

Не «ой, Соня, опять какой-то придурок», не «да ты что, он же начальник, забудь».

Когда я собиралась обратно, бабушка уже стояла у шкафа с заготовками.

— Дам тебе с собой, — сказала. — Для твоего этого… как ты говоришь… «Кирилла».

Вытащила с полки банку варенья.

— Баб, — простонала я. — У меня дома уже склад.

— Неси, — отрезала. — Это стратегический запас.

Она сунула банку мне в руки и задержала чуть дольше.

Мама напялила на меня шарф, как будто я собиралась идти через тундру, и обняла крепко, по-матерински, с тихим:

— Ты только себя там не теряй, ладно? Мужики приходят и уходят. Работа — тоже. А ты у себя одна.

— Я стараюсь, — ответила.

Обратная дорога в электричке была тише.

Я сидела у окна, прижав к себе пакет с вареньем, и думала, как странно всё переплелось.

Дом, где мне в детстве говорили «будь поскромнее» и «кто на тебя посмотрит». Тот же дом, где бабушка сейчас говорила «ты никому ничего не должна».

Клуб, где меня сначала сделали «плохой рекламой», а потом повесили меморандум, который защищает таких, как я. Мужчина, который мог бы сейчас удобно использовать шум, бывшую, PR — а вместо этого пишет владельцу письмо на грани увольнения.

Я достала телефон. Сообщение от него пришло полчаса назад:

Кирилл: Как ты? Не съели?

Кирилл: (родственники, в смысле)

Я рассмеялась вслух. Пара пассажиров повернула головы. Сфоткала на коленях банку варенья, написала:

Я: Выжила. Это мой трофей.

Через минуту:

Кирилл: Выглядит внушающе.

Кирилл: Можем тестировать варенье на мне.

Я посмотрела на банку, на экран, на своё отражение в стекле. Возвращаясь в Москву, я поймала в себе тихое, но очень ясное «да», я готова дать этим отношениям настоящий шанс.

Глава 21

Кирилл

Утро началось с того, что я сделал себе кофе и сам себе его испортил.

Почта мигнула новым входящим. Отправитель: владелец. Тема: «Твоё письмо по агентству».

Открыл.

«Обсудим на встрече. Сегодня, 18:00. Будет собственник + юрист + представитель совета по видеосвязи.»

«Либо меня сейчас поддержат, либо аккуратно выведут из кадра», — констатировал я.

И то, и другое было логично. Бизнес не любит людей, которые ставят условия. Но ещё меньше бизнес любит тех, кто при первом шухере перестаёт держать линию.

А я как раз занял ту позицию, где можно одновременно казаться и принципиальным, и токсичным.

Отличное утро. День прошёл в режиме «делай вид, что всё как всегда».

Я провёл утреннюю планёрку, поругался с поставщиком за сорванную поставку полотенец, подписал пару закрывающих, подглядел в зал, как Соня объясняет админке, почему в форме обратной связи нельзя писать «у вас лишний вес — идите в зал чаще».

Она поймала мой взгляд, показала мне глазами «ну как ты?» Я показал ей «потом». Она кивнула.

К шести часам я уже успел всех построить, несколько раз мысленно уволиться, переехать в другой город, стать частным тренером в маленьком зале и вернуться обратно.

Вверх по лестнице в переговорную шёл как человек, который понимает: сейчас будет не драка, а торг, но ставки от этого не ниже. В переговорке было прохладно и официально.

Владелец в своём любимом стиле «я непринуждённо богат»: рубашка без галстука, дорогие часы, взгляд, в котором всегда чуть-чуть «я знаю,