Главный герой. Биография Леонардо ДиКаприо - Зинаида Сергеевна Пронченко

до чужих жизней, его биограф Жак Банвиль называл Людвига «идеальным зрителем». Эту особенность ДиКаприо тоже привнес в характер Кэнди, часами наблюдающего за теми или иными процессами бытия, будь то сцена травли собаками беглых рабов, или бои Мандинго, или порка провинившихся. Кэндиленд он превратил в мультиплекс, где в каждом зале идет кино невероятной степени жестокости.

Нельзя не заметить и еще одну черту Кэнди – зашкаливающий снобизм, он видит себя утонченным интеллектуалом эпохи Просвещения, остальные – неважно, белые или черные – стоят на ступень ниже на лестнице эволюции. Характерно, что в знаменитом монологе с черепом в руках, очевидно уподобляющем оратора Гамлету, он прибегает к псевдонаучной аргументации, пытаясь доказать гостям, что у представителей негроидной расы большая часть мозга отвечает за покорность. Вот он, расизм, во всем своем омерзительном великолепии – именно в этой сцене ДиКаприо отставляет комический дендизм в сторону и ведет нас за собой в самое сердце тьмы. Впоследствии члены съемочной группы рассказывали, что на втором дубле ДиКаприо, увлекшись экскурсом во френологию, сжал слишком сильно стакан, лопнувший под давлением у него в руке. Актер заметно поранился, но не прекратил играть, разумеется, эту конкретную версию Тарантино и включил в финальный монтаж, полагая ее символом искусства кино – реки бутафорской крови обязательно должны пополниться настоящей, истинного волшебства без жертв не бывает.

После застольной лекции об устройстве вселенной, заканчивающейся холодящей душу вспышкой ярости, полностью меняется тональность картины. Кокетливые реверансы классикам спагетти-вестернов переходят практически в правозащитную проповедь, сродни произнесенной Мартином Лютером Кингом на митинге в Вашингтоне. Логично, что значительная часть звучащей в «Джанго освобожденном» поп-музыки написана как раз между 1966 и 1974 годами, в период, когда не только случился Уотергейт или война во Вьетнаме, но и взлет и угасание кинематографа Black Power.

Пресловутые хорошие манеры Калвина Кэнди сослужат плохую службу обоим участникам идеологического противостояния, сперва напоминавшего шутливую пантомиму. Кэнди непременно нужно, чтобы выкупивший у него Брумхильду Шульц пожал ему руку. Хозяин Кэндиленда и близко не представляет, чем обернется искомый жест вежливости. Он стремится унизить не гражданина либерального Севера, а саму Смерть, уже распростершую свои крыла над его гостиной. Ее решения не подлежат обжалованию, она не разбирается в социальном регламенте и плевать хотела на этикет. Тем ироничнее выглядит фатальный выстрел из дамского пистолета, спрятанного в рукаве у Шульца, – пуля пронзит праздничную бутоньерку, прикрепленную на лацкан сюртука, как раз в области сердца бессердечного хозяина Кэндиленда. Его карта бита, смерть, за непрекращающимся танцем которой он так любил наблюдать, наконец-то взяла его в партнеры и сразу обучила главным па.

Семь лет спустя Тарантино вернется к спагетти-вестернам в «Однажды в Голливуде», а ДиКаприо выпадет уникальный шанс изобразить сразу двух персонажей – стремительно теряющего популярность актера Рика Далтона и его экранное альтер эго Калеба Де Кату, героя телевизионного сериала «Лансер», реально транслировавшегося каналом CBS по вторникам с 1968-го по 1970-й. Девятая лента (как известно, Тарантино считает, что в его карьере должно быть не больше десяти произведений) стала глубоким сном режиссера о коллективной грезе, чтобы финальное пробуждение не оказалось слишком болезненным, он опять, как и в «Бесславных ублюдках», переписал историю на фантазийный манер и подарил возможность кумирам юности покинуть кадр без ущерба для здоровья. Ведь если демиурги седьмого искусства и обладают какой-то властью, то в их силах обеспечить победу мечты о лучшей доле для человечества над уродливой реальностью, в которой все мы, увы, обречены.

Идея фильма о фильмах как итогового оммажа навсегда исчезнувшему миру Голливуда золотой поры пришла Тарантино еще на съемках «Доказательства смерти» – постмодернистского триллера о каскадере Майке (Курт Рассел), разъезжающем на своем «смертоустойчивом» Chevrolet Nova 1971 года выпуска по американской глубинке и использующем личный автомобиль в качестве орудия убийства. «Доказательство смерти» изначально являлся частью проекта «Грайндхаус», воспевавшего так называемый кинематограф категории Б, культурное явление семидесятых. Но после провала «Планеты страха» Роберта Родригеса Тарантино решил выпустить «Доказательство смерти» отдельной полнометражной картиной. Премьера состоялась на Каннском фестивале в 2007-м, несмотря на благосклонные рецензии, Тарантино самокритично назвал «Доказательство смерти» своим худшим произведением. Худа без добра не бывает – на съемки Курт Рассел прибыл с многолетним дублером Джоном Казино, для которого попросил написать хотя бы крохотный эпизод. Отношения Рассела с Казино вдохновили Тарантино на роман о Голливуде, безусловно одном из самых жестоких мест на земле, но вместе с тем даже на этих проклятых холмах, видевших столько предательств, иногда произрастают прекрасные цветы дружбы и любви, не находящиеся в пагубной зависимости от масштаба славы и обилия денег.

«Однажды в Голливуде» задумывался как роман, однако сперва был реализован в виде фильма, а уж затем через полгода Тарантино опубликовал и книгу, в которой гораздо больше внимания уделено персонажу Клиффа Бута, дублера и друга Рика Далтона, сыгранного в экранизации Брэдом Питтом. Сложносочиненная структура «Однажды в Голливуде» дает пространство для трактовок – самой убедительной, впрочем, кажется та, что толкует этот групповой портрет в шестидесятническом интерьере как автопортрет Тарантино. Рик – это он всамделишный, а Клифф – это тот, кем он всегда мечтал быть или безуспешно пытался казаться.

События встречают нас зимой 1969 года, если точнее, 8 февраля, в вечер пятницы. Рик Далтон, звезда шоу «Закон графства Баунти», гремевшего в пятидесятые, переживает карьерные трудности, его все чаще зовут на партии карикатурных злодеев, проигрывающих раз за разом в кадре схватки с героями новой эпохи. Рик чувствует холодное дыхание времени на своем одутловатом от чрезмерного употребления виски сауэр лице. Он устал, он раздражен, за регулярное вождение в нетрезвом состоянии у него отобрали права, и теперь всюду его вынужден возить Клифф, постоянный дублер (в промоинтервью, служащем черно-белым эпиграфом к фильму, Рик с Клиффом рассказывают корреспонденту про специфику их партнерства), верный друг и помощник, превратившийся уже чуть ли не в няньку. Вот и на встречу с Мартином Шварцем (Аль Пачино), могущественным агентом по актерам, они приходят вместе. Шварц хочет спасти Рика от грядущего забвения и предлагает ему отправиться за океан, в Рим, где знакомый уже нам, но не его собеседнику Серджио Корбуччи готовится к съемкам спагетти-вестерна «Небраска Джим». Шварц популярно объясняет Далтону, что Италия – это его единственный шанс запрыгнуть обратно в седло. Подавленный неоспоримыми аргументами, Рик берет время на раздумья, а оказавшись наедине с Клиффом, не сдерживается и начинает рыдать прямо на парковке. «Со мной покончено», – театрально заявляет он, рассчитывая на утешение, хотя знает, что на этот раз