Пепел перемен, Том 6: Тень железной руки - Илья Витальевич Карпов

— Если совсем просто, то чем сильнее маг, тем сильнее он может сопротивляться чужой магии. Люди же, не владеющие магией, имеют совсем слабую сопротивляемость или же не имеют её вовсе, как и неодушевлённые предметы. Поэтому тот парнишка оставил ожоги на одежде, но, чтобы обжечь кожу, сил не хватило. Должно быть, он совсем неопытен или же его природный дар слишком слаб. Даже интересно, откуда их понабрали…

Герольд объявил победителем огненного мага, и на смену поединщикам пришли двое других. Они выглядели старше тех вчерашних мальчишек, один из них даже успел отрастить жидкую бородёнку, но были одеты точно так же. Прозвучал горн, и бой начался стремительной атакой мага в красном. В его противника мгновенно полетело с десяток камней, один из которых угодил прямо в лоб. Маг в синем тут же рухнул без чувств, оставив Рию гадать, какой же из стихий он владел.

— Это было даже слишком быстро, — разочарованно пробормотал Альбрехт. — Всё же здесь, в Энгате, в магии видят больше оружие, нежели искусство.

— Разве Риген не использует боевых магов?

— Разумеется, использует. Но ректор Аркентальского университета, великий Мартин Арценфельдт, в честь которого, к слову, я и назвал сына, говорил так: «На боле боя волшебник сравним с камнемётной машиной. Но сможет ли машина раскрыть тайны мироздания?» Иными словами, в лаборатории и библиотеке магически одарённый человек куда более ценен, чем на войне.

— Хотелось бы, чтобы это было так, — вздохнула Рия, — Кстати, дедушка, я никогда не спрашивала, а дядя не особенно любил об этом говорить, но… Какой стихией владеешь ты?

Альбрехт удивился вопросу и несколько секунд задумчиво шевелил усами.

— Ну… если так подумать, то, наверное… Пусть будет земля. Да, пожалуй, так.

— Неожиданно, — усмехнулась Рия. — Конечно, я не каждый день сталкиваюсь с магами земли, но по рассказам Игната мне казалось, что они должны быть… коренастыми, крепкими. Не в обиду тебе, дедушка.

— Магия проистекает изнутри, солнце, — мягко сказал Альбрехт. — А стало быть, совершенно не важно, какой ты снаружи. Важен твой характер, склонности, особенности личности. Увы, как бы ни хотелось утверждать обратное, нашей с братом общей чертой всегда было упрямство. Именно оно помогло мне осознать склонность к магии земли и овладеть ей.

— Значит, ты бы с лёгкостью одолел бы любого из них в поединке? — кивнула Рия в сторону ристалища, с которого уносили оглушённого мага в синем.

— Магия — не забава, Рия, — Альбрехт многозначительно поднял палец, но тут же добавил, подмигнув: — Но, если бы это было необходимо, будь уверен, что одолел бы. Эх… Я вспомнил твою бабушку, мою милую Доротею. Она приехала в Аркенталь из далёкого Кеосса, не знала ни слова по-ригенски, но, как только я увидел её, тут же влюбился без памяти. Эти чёрные волосы, непослушные, как волны Великого моря. Точёный кеотийский носик, едва заметные веснушки… Я долго пытался заставить её обратить на меня внимание, но эта красотка так упорно не замечала меня, что мне начало казаться, будто она делает это специально. Тогда я предложил ей помочь в изучении языка, а она неожиданно согласилась. Мы провели немало занятий, а на одном из них я спросил, какое у неё самое любимое слово. Недолго думая, Доротея ответила: «упрямство». «Почему же именно это?» — спросил я её. «Потому что оно про тебя», — ответила она и одарила меня поцелуем. Клянусь, владей я воздушной стихией, тот же час оторвался бы от земли. Мы прожили с ней немало счастливых лет, но, увы, всему приходит конец. Моя возлюбленная Доротея покинула этот мир, когда твоему отцу не было и семи. То был самый чёрный день в моей жизни.

Волшебник утёр слезу с щеки и продолжил:

— Я обязательно расскажу тебе о ней больше, но не здесь. Слишком уж шумно.

Трибуны действительно загудели сильнее прежнего. В центр ристалища вышли двое магов. На сей раз один из них, полнотелый, с глиняного цвета волосами, собранными в пучок на затылке, был облачён в просторные зелёные одежды, украшенные красными розами. Другой же, коротко стриженный, темноволосый и высокий, носил приталенный красный дублет с вышитым во всю спину золотым грифоном. Несколько слуг выкатили большую бочку, поставили её у края ристалища и сняли крышку.

— Харальд из Майвгарда! Придворный маг лорда Джойберта Майвена! — провозгласил герольд, и маг в зелёном низко поклонился зрителям. — Отис из Одерхолда! Придворный маг лорда Эдвина Одеринга!

Человек в красном лишь сдержанно и с достоинством помахал трибунам рукой.

— Придворные маги, — Альбрехт хмыкнул. — Это должно быть интересно. Уж они-то наверняка умеют побольше тех мальчишек.

Поединщики поклонились королю и сидевшему рядом с ним лорду Майвену, который был мрачнее тучи. Рия вспомнила рыцаря, что вчера умер у неё на глазах, и догадалась, почему. Маги встали напротив друг друга и, едва прозвучал горн, бросились в атаку. Отис из Одерхолда сделал плавный пасс руками, и из бочки вырвалась струя воды. Она образовала вокруг него кольцо, и в следующее мгновение понеслась в сторону его противника. Полноватый, под стать своему господину, Харальд увернулся с неожиданной прытью, и тут же ответил магическим пассом, едва не сбившим Отиса с ног. Это повторилось ещё два раза, и маг в зелёном, начал тяжело дышать.

— Вода и воздух, — проговорил Альбрехт, — но пока ничего особенного. Этому крепышу явно непросто уклоняться, уверен, скоро он пропустит удар и тогда…

Не успел волшебник договорить фразу, как его предположение тут же исполнилось. Правда, не совсем так, как ожидала Рия. Маг в красном взмахнул рукой и почти прозрачная сфера воды, которой хватило бы заполнить ведро, повисла перед его лицом. Несколько секунд он стоял неподвижно, а после направил в запыхавшегося противника тончайшую струю. Харальд из Майвгарда успел уклониться, но в следующий момент его окатил поток воды, промочивший одежду до нитки.

— Неожиданно, — всплеснул руками Альбрехт. — Неужели он решил нарушить его связь с воздушной стихией? Если б он точечно поразил его в локоть, это бы помешало управлению потоком ветра.

Полнотелый маг утирал глаза и оплёвывался от воды, но вдруг от него стали подниматься клубы пара. Харальд закричал и задёргался, пытаясь стянуть с себя одежду, а трибуны затихли. Когда ему удалось освободиться от накидки и сорвать рубашку, на его коже краснели ожоги.

— Он вскипятил воду! — воскликнул Альбрехт, и добавил с ноткой