Альманах «СовременникЪ» №3(23) 2021 г. - Альманах Российский колокол

одежду до пят, которая шилась из шкур оленей, с капюшоном и пришитыми к рукавам рукавицами. Мех одежды заиндевел и отливал в лучах луны желтым цветом. В такой одежде невозможно отличить мужчин от женщин. Я насчитал девять нарт. На пяти ехали люди, на четырех – походный груз. Несколько десятков запасных оленей остановилось около нарт и не пыталось куда-то убежать.

Поздоровавшись с приезжими, мы пригласили гостей в дом.

У порога они сняли через головы сакуи и бросили их на пол у дверей. В такой одежде удобно ехать на нартах: ветер не продувает и нестрашен любой мороз. Только теперь мы смогли их рассмотреть. Это были две семейные пары. Одной из них было лет за тридцать, с ними был двенадцатилетний сын. Второй чете было немногим за двадцать.

Акт гостеприимства – первым делом накормить гостей. Мы пригласили их за стол. Сергей принес мороженого сига и собрался его строгать.

– Не надо строганины, рубанина лучше, – сказал старший эвенк.

Он взял из рук Сергея сига, положил его на порог и обухом топора, держа рыбу за хвост, стал бить по ней. Затем ножом разрезал кожу по спине, развернул и положил на стол. Перед нами лежала мелко измельченная мороженая рыбная масса, отделившаяся от кожи и костей.

Николай на правах хозяина взял в руки бутылку спирта и спросил:

– Спирт разводить водой надо?

– Однако чистый пить нам надо, – послышался ответ.

– Женщинам тоже не разводить?

– Однако надо развести.

Я спросил шутя, надеясь на отрицательный ответ:

– Ребенку тоже наливать?

– Однако надо, он уже большой.

– Не разводить? – спросил Николай, удивленный предыдущим ответом.

– Однако надо развести.

Гости вели себя свободно и независимо, как будто были с нами давно знакомы. Попросили принести еще рыбы, протягивали кружки для следующей порции спирта.

Я пытался понять: это детская наивность или бесцеремонность? Окончательного вывода не сделал.

Одежда мужчин мало чем отличалась от нашей. Скинув сакуи, они оказались в ватных фуфайках и брюках, какие можно купить в любом магазине. Под фуфайками были надеты простенькие хлопчатобумажные пиджаки и рубашки. На ногах – торбаса, которые иногда называют броднями. Они шьются из хорошо выделанного камуса, снятого с оленьих ног, как болотные сапоги, доходят до паха и привязываются к поясу сыромятными ремешками.

Мужчины были ниже среднего роста, худощавые, лица округлые, смуглые, с широкими скулами. Темные глаза посажены глубоко, нос небольшой, широкий.

Одежда женщин имела национальный колорит. Кухлянки из оленьих шкур расшиты бисером, под ними надеты камлейки – матерчатые кофточки. На ногах красовались унты, расшитые бисером и красно-синими матерчатыми треугольниками.

Младшая женщина, с азиатским типом лица, слегка раскосыми глазами, походила на японку и была очень красивой. Сергей не сводил с нее глаз. Она это чувствовала, но не смущалась и вела себя непринужденно. После первого тоста, за знакомство, на ее щеках появился румянец, лицо оживилось.

За столом велся разговор о рыбалке, об охоте. Они неплохо говорили на русском языке.

– Из каких краев путь держите? – спросил Володя.

– Однако ездили в Игарку, сдали пушнину, купили товар и возвращаемся в свое стойбище.

– Далеко вам еще ехать?

– Однако два перехода.

Эвенк никогда не скажет, сколько километров. Расстояние у них измеряется переходами, которые очень разные: зависят от времени года, состояния погоды, наличия в пути корма для оленей.

Немного выпив, поев ухи, молодая эвенкийка встала из-за стола со словами:

– Надо ребенка кормить, – и направилась к дверям.

Ее соплеменники никак не прореагировали на эти слова. Я подумал, что не понял ее слов. Мальчик сидел за столом и с удовольствием ел уху. Не может же на сорокаградусном морозе быть еще ребенок…

К моему удивлению, женщина принесла с улицы мешок из оленьей шкуры, развязала его и достала грудного младенца. Затем села на табурет около стены, не стесняясь нас, расстегнула одежду, достала полную, налитую молоком грудь и стала кормить ребенка.

Первоначально мне пришла в голову мысль, что она это делает демонстративно, в отместку Сергею: на, мол, смотри, какая я, коли пялил на меня глаза.

Ребенок чмокал и с наслаждением сосал грудь, на лице матери расплывалась счастливая улыбка.

Я вспомнил слова кого-то из классиков, что нет ничего приятнее, чем видеть молодую красивую мать со здоровым ребенком на руках. Мы присутствовали при таком случае. Я невольно периодически бросал взгляд на кормящую женщину.

Мои сомнения разрешились: эвенки скученно живут в одном чуме и не стесняются того, что естественно в быту.

Любопытство заставило меня осмотреть мешок. В нем стояла плетеная корзина с сухим мхом на дне. Для воздухообмена прорезано круглое отверстие размером с трехкопеечную монету.

Накормив малыша, молодая мать положила его в корзину, плотно завязала мешок сыромятным ремешком и понесла на улицу.

– Поставьте мешок к печи! – закричали одновременно Володя и Сергей.

Женщина молча вышла за дверь. Вторая эвенкийка пояснила:

– В тепле оставлять ребенка нельзя, в дороге может заболеть. Вот так жители Севера закаляют своих детей с детства. Эвенк в своем сакуе в любой мороз может выспаться в снегу и не заболеть.

– У тебя есть с собой деньги? – спросил меня Володя.

– Рублей тридцать есть, зачем они тебе?

– Давай купим молодого оленя, привезем домой рыбу и мясо.

– С удовольствием, если продадут.

Мы уже знали имена гостей. Старшего звали Сэпак, младшего – Кога. Женщин – Кыта и Лутта. В именах ударение должно делаться на первый слог.

– Сэпак, – обратился к нему Володя, – продайте нам молодого оленя.

– Олешка продать можно, – не задумываясь ответил Сэпак.

Ужин давно подошел к концу, все мужчины оделись и толпой высыпали на улицу. На небе ярко горели звезды, ночное светило заливало бледно-желтым светом окружающее снежное пространство. Все олени стояли или лежали около нарт. Николай с Сергеем пошли к табуну, помочь выбрать упитанного оленя. Испугавшись незнакомых людей, табун стал разбегаться, все бросились ловить жертву. В результате переполоха и неразберихи оказались заколотыми два молодых оленя. Одного зарезали Сэпак и Кога, второго – Николай с Сергеем.

Эвенки не горевали, они были согласны продать двух оленей. В считаные минуты, освежевав туши, Сэпак с ладони стал пить теплую кровь, Кога вырезал у оленя почку, прикусил ее зубами и быстрым движением ножа отрезал около губ. Так, кусок за куском, он съел всю почку. Меня не удивила привычка эвенков к сырой пище. Возник только вопрос: почему Кога предпочел почку нежной печени?

Вернувшись в дом, я спросил:

– Сколько надо денег за мясо?

– Шестьдесят рублей, – был ответ.

– У меня только тридцать, придется взять одного олешка.

– Бери оба, пиши свой адрес, мы заедем.