Адмирал с Тихого Дона. Адмирал Бахирев (1868-1920) - Дмитрий Роговой

и обнаружив русский отряд «в неположенном месте», легко представить, что ты встретился с другим отрядом противника и что этих отрядов по меньшей мере два. Но дальше-то что? «Роон», по мнению его командира, оказался «в тисках», потому что русские как будто были с севера и с юга. Южный русский отряд угрожал кораблям коммодора И. Карпфа, северный никому не угрожал и уходил себе на север. И командир «Роона», задачей которого было, вообще-то, оказание помощи И. Карпфу, вместо поворота на юг бежит вдогон северному отряду, вступает с ним в бой, через какое-то время «одумывается» («Что ж это я, ведь моему командиру нужна помощь на юге!»), выходит из боя и торопится обратно на юг…

Броненосный крейсер Германского флота «Роон»

А как прикажете оценивать действия фон Гопмана, находившегося со своими броненосными крейсерами в Данциге и получившего в 08.12 радиограмму, из которой неопровержимо следовало, что немецкие корабли в море ведут бой?

Который на протяжении 35 минут после этого хранил олимпийское спокойствие, не предпринимая ничего? Зато потом, спустя еще три часа (когда его корабли уже заведомо ничего не решали и никому помочь не могли), фон Гопман рванулся вперед, не дожидаясь миноносцев. И даже те, что были взяты с собой, контр-адмирал не потрудился выставить в противолодочное охранение. Вне всякого сомнения, фон Гопман «отреагировал», вот только ценой этого стала огромная дыра в борту «Принца Адальберта» и гибель десяти человек. Не многовато ли для строчки в рапорте? В общем, ни замысел немецкой операции, ни ее исполнение, ни действия германских командиров во время боя не заслуживают одобрения.

Светлым пятном на общем фоне выглядит только героизм экипажа «Альбатроса», да великолепная подготовка артиллеристов «Любека», моментально пристрелявшихся по «Рюрику» с предельных для себя дистанций.

Итог боя у Готланда

Как известно, «Альбатрос» выбросился на камни и больше в войне участия не принимал, а торпедированный «Принц Адальберт» на два месяца выбыл из строя. «Адмирал Макаров», «Баян» и «Рюрик» получили незначительные повреждения.

В ходе обсуждений Готландского боя автор настоящей статьи неоднократно сталкивался с сожалениями, что на камни выбросился всего лишь минный заградитель, а не крейсер, как в ходе боя полагал М.К. Бахирев. Но справедливости ради нужно сказать: морская война на Балтике была во многом минной войной, и тут значимость быстроходного минного заградителя трудно переоценить. В то же время легких крейсеров «у кайзера много», и с этой точки зрения потеря «Альбатроса» для кайзерлихмарин была куда чувствительнее, чем «крейсера типа «Ундине»», как о нем думал М.К. Бахирев.

Ну а как отреагировали на этот бой немцы? Спустя 9 дней после боя, 28 июня 1915 г, Генрих Прусский представил в Адмиралштаб доклад об обстоятельствах боя, основанный на рапортах И. Карпфа и его командиров. В своем докладе гросс-адмирал в целом одобрил действия немецких сил, упрекнув И. Карпфа лишь в том, что он слишком рано отделил от отряда «Любек» и «Роон». Начальник Адмиралштаба, адмирал Г. Бахман, видимо завороженный красочными тезисами доклада о «самоотверженной поддержке кораблей» и «стремлении сблизиться с врагом», в целом согласился с принцем Генрихом, но отметил, что, по его мнению, торпедная атака была прекращена в момент, когда русские крейсера уже находились в пределах дальности «мин Уайтхеда», и что продолжение торпедной атаки заставило бы русские крейсера отвернуть, а это давало «Альбатросу» надежду на спасение. Впрочем, он согласился с тем, что в этом случае корабли М.К. Бахирева все равно уничтожили бы «Альбатрос», хотя бы даже и в шведских водах.

Однако столь чудное единение взглядов кайзер Вильгельм II совершенно не разделил и потребовал объяснений «о причинах, побудивших как в начале операции, так и во время ее проведения отступить от основного принципа – сосредоточения сил». Естественно, фон Гопман, будучи командующим германских разведывательных сил на Балтике, не мог дать вменяемого ответа на этот вопрос. Поэтому он пустился «во все тяжкие», начав расписывать устарелость большинства своих кораблей и (внимание!) могущество Балтийского флота, который явно не собирался больше отсиживаться за минными заграждениями Финского залива. «Общее ведение борьбы на Балтийском море строится на том предположении, что русский флот обладает очень ограниченной инициативой и дееспособностью. Без этой предпосылки общее превосходство сил русского флота……заставляет во всякое время ожидать проведения ответных ударов». Можно только догадываться, что думал принц Генрих, читая этот рапорт фон Гопмана, но, по мнению автора, он схватился за голову. Вне всякого сомнения, кайзер зри л в корень и после доклада Г. Бахмана задал тому ключевой вопрос – почему германские силы в нужный момент оказались рассредоточены? А теперь в качестве ответа на этот вопрос фон Гопман предлагает учитывать «могущество русского флота», но, раз этот флот действительно могуч и больше не сидит за минными заграждениями, то это тем более требовало сосредоточения германских сил! Которого сделано не было. Фактически фон Гопман в своем рапорте написал следующее: «Мы рассчитывали, что русский флот останется пассивным и не сделали ничего на случай его вмешательства». То есть своим рапортом фон Гопман, можно сказать, «закопал» сам себя! В этих условиях у принца Генриха просто не оставалось другого выхода, как «принять огонь на себя» – он доложил кайзеру, что одобряет разделение сил, сделанное младшим флагманом, хотя ранее он сам упрекал его за это. Но это одобрение вышестоящей инстанции (как-никак Генрих Прусский носил чин грросс-адмирала) отвело «громы и молнии» от головы фон Гопмана и на этом дело было исчерпано. По заключению Адмиралштаба, потеря минного заградителя «Альбатрос» оказалась «следствием плохой видимости и существовавшей до того времени, однако, вполне обосновано, недооценки противника».

На самом деле именно после боя у Готланда немцы пришли к выводу, что до сих пор недооценивали русских, и делали это совершенно напрасно.

Сразу же после боя Адмиралштаб перебросил на Балтику легкий крейсер «Бремен» и новейший миноносец V-99 (как ни странно – оба они погибли в том же 1915-ом году, первый на минах, второй – под огнем «Новика»). А спустя каких-то два дня после боя, 21 июня 1915 г., кайзер подписал приказ о переводе на Балтику:

1. 4-ой эскадры линкоров – семь броненосцев типов «Брауншвейг» и «Виттельсбах» под командованием вице-адмирала Шмидта;

2. 8-ой флотилии миноносцев – одиннадцать вымпелов под командованием фрегаттен-капитана Хундертмарка;

3. Двух подводных лодок.

Начальник Адмиралштаба так докладывал об этих мерах статс-секретарю имперского морского управления (то есть – морскому министру) Тирпицу: «Морские силы Балтийского моря, после выхода из строя «Принца

Адальберта» имеющей большое моральное значение потери «Альбатроса», нужно усилить настолько,