Сталин. Том 2. В предчувствии Гитлера, 1929–1941 - Стивен Коткин

Немцы все активнее вели воздушную разведку целей для бомбардировок. «Нарушения границы СССР германскими самолетами не носят случайного характера, что подтверждается направлением и глубиной полетов над нашей территорией, — писал Берия Сталину 12 июня. — В ряде случаев немецкие самолеты пролетали над нашей территорией до 100 и больше километров и особенно в направлении районов, где возводятся оборонительные сооружения, и над пунктами расположения крупных гарнизонов Красной армии»[5159]. Одновременно с этим началась переброска боевых самолетов люфтваффе на приграничные аэродромы в оккупированной Польше, и этого мощного сосредоточения истребителей невозможно было не заметить: они теснились на крохотных площадках совсем рядом с советской границей, представляя собой крайне уязвимую цель, что могло объясняться только тем, что в ближайшее время их собирались бросить в бой[5160]. В тот же день Берлингс (Петер) докладывал в бюро Риббентропа, что Иван Филиппов — который числился корреспондентом ТАСС в Берлине, а на самом деле был посредником, который представил Берлингса Амаяку Кобулову, — получил приказ «выяснить, не ведет ли действительно Германия переговоры о мире с Англией и не ожидается ли в дальнейшем попытка достижения компромисса с Соединенными Штатами». Также Филиппову приказывалось изображать уверенность в том, что «[мы] сможем и дальше проводить нашу политику мира. Еще есть время»[5161].

Сталин в попытке перехватить инициативу составил бюллетень ТАСС, зачитанный по московскому радио 13 июня в 6 часов вечера и на следующее утро напечатанный в советских газетах. По-видимому, толчком к его составлению послужили усилившиеся разговоры о германо-советской войне, сопутствовавшие отзыву Криппса в Лондон. Выступая с бюллетенем, Сталин, по сути, следовал совету, который Шуленбург дал Деканозову: чтобы советский лидер отправил письмо Гитлеру, — хотя деспот отдал предпочтение открытому письму. «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, — утверждалось в бюллетене, — ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы»[5162]. Сталин намеревался не только опровергнуть слухи о войне, возлагая вину за них на англичан, пытающихся спровоцировать эту самую войну, но и добиться от Германии отрицания каких-либо намерений напасть на СССР — или, если бы это не удалось, хотя бы выдвижения Германией ожидавшихся от нее требований, которые, согласно слухам, Советский Союз уже получил и отверг, тем самым обрекая обе страны на неминуемую военную конфронтацию. «Германия, — отмечалось в бюллетене, — не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места»[5163].

Должностные лица из нацистского Министерства иностранных дел уже приказали дирекции дворца Бельвю, в котором во время своего берлинского визита жил Молотов, приготовиться в скором времени разместить советских сановников, а в начале июня для публики был закрыт Ангальтский вокзал, с тем чтобы его можно было украсить большой красной звездой с электрической подсветкой и советскими знаменами. Служащим было велено ничего не говорить, что, конечно же, породило сплетни. Берлин тонул в слухах о том, что в любой момент на бронированном поезде может прибыть Сталин, о том, что они с Гитлером встретятся на границе, о том, что Гитлер втайне обсуждает масштабы грядущих германских требований. Одна немка писала в дневнике, что ее молочник уверял ее, будто бы сотни женщин усажены шить советские флаги[5164]. Выдвигались предположения, что заявление ТАСС было опубликовано с согласия немцев[5165].

Наркомат иностранных дел вручил текст заявления Шуленбургу, который передал его в Берлин[5166]. Однако он не был опубликован в немецкой печати. 14 июня пресс-секретарь немецкого Министерства иностранных дел отказался давать по поводу заявления какие-либо комментарии, несмотря на настойчивые вопросы иностранных журналистов[5167].

В самый момент сталинского гамбита (14 июня) Гитлер провел в Парламентской палате старой рейхсканцелярии обширное военное совещание, на котором командующие всех групп армий, а также флота и военно-воздушных сил выступили с докладами о подготовке к «Барбароссе». На совещание было приглашено столько человек, что им было приказано прибыть в разное время и воспользоваться разными входами. «После закуски, — записывал в дневнике генерал Гальдер, — фюрер выступает с длинной политической речью, в которой объясняет причины своего намерения напасть на Россию и развивает идею о том, что разгром России вынудит Англию к капитуляции»[5168].

Само собой, немцы знали, что русские призывают в армию резервистов, подтягивают силы к границе, лихорадочно возводят приграничные укрепления, наращивают патриотическую пропаганду[5169]. Больше всего вермахт беспокоило то, что с учетом абсурдно высокой концентрации войск и боевой техники у самой границы Красная армия могла причинить огромный ущерб, нанеся превентивный удар — или, что могло быть еще хуже, внести поправки в свои планы передовой обороны и отвести свои крайне уязвимые войска подальше от границы, устранив опасность их уничтожения молниеносным ударом и сохранив силы для контрудара. Еще 13 июня Тимошенко в присутствии Жукова звонил Сталину, чтобы добиться от деспота разрешения перевести передовые части Красной армии в боевую готовность. Деспот отказал ему в этом, ссылаясь на еще не опубликованный бюллетень ТАСС, текст которого озадачил многих советских военачальников, особенно на местах[5170]. Сталин все же позволил генштабу приказать западным военным округам к 1 июля под предлогом учений начать выдвижение дивизий второго эшелона в приграничную полосу шириной 20–50 миль. Это было самоубийственное решение[5171].

«По оценкам фюрера, операция займет четыре месяца. Думаю, что мы справимся быстрее, — записывал в своем дневнике Геббельс (16 июня) после очередной аудиенции у Гитлера. — Большевизм развалится как карточный домик. Нас ожидают победы, еще невиданные в истории человечества. Нужно действовать. Москва намерена держаться в стороне от войны, пока Европа не истечет кровью, лишившись сил. Тогда Сталин вступит в игру, навяжет Европе большевизм и установит здесь свою власть. Мы должны расстроить его расчеты одним ударом… Союз с большевиками всегда был пятном на нашей чести. Теперь оно будет смыто… Опровержение ТАСС, по мнению фюрера, немногим более чем порождение сталинских страхов. Сталин содрогается в преддверии грядущего»[5172].

Тучи сгущаются

Голиков, начальник советской военной разведки, в апреле, мае и июне докладывал об ускоренном сосредоточении германских сил, численность которых, по оценкам, выросла от 70 до более чем 110 дивизий[5173]. Японская разведка отказывалась верить, что Гитлер будет настолько безрассуден, что