Памятники русской архитектуры и монументального зодчества - Генрих Николаевич Бочаров

Смольного института[263] и собственного дома Баженова[264], в которых глубоко продумана «игра» круглых, полукруглых, закругленных и овальных помещений. В этих проектах мы находим и аналогичный прием, который определил планировку основной части храма,— сочетание ротондальной формы с прямоугольными помещениями, имеющими закругленные торцы, и с полукруглыми нишами — «переходами». Подлинно баженовским выглядит в проектном чертеже храма устройство в толще стен полукруглых ниш и маленьких овальных (лестничных) помещений, служащих одновременно функциональным и эстетическим целям — облегчающих массив стен и усиливающих художественную выразительность общей конфигурации здания. Такие внутристенные ниши и лестницы зодчий часто использовал в своих работах на протяжении всего творческого пути, начиная со Смольного института и кончая Михайловским замком.

Пожалуй, ни в одном другом памятнике конца XVIII — первой трети XIX в. мы не найдем столь смелого, как в церкви Иоанна Предтечи, решения, соединившего ротондальный тип храма с трапезной. Храмы-ротонды, получившие самое широкое развитие в эпоху классицизма, особенно часто строились в усадьбах. Нередко, как в городах, так и в селах, при значительности прихода они расширяли свое внутреннее пространство за счет обширных трапезных. Объединение этих двух основных частей, обладавших обычно различной формой, в целостный архитектурный организм здания представляло определенные трудности и каждый раз осуществлялось зодчими по-разному.

Церковь Иоанна Предтечи в Белозерске. 1810 г. Южный вход в трапезную.

В простейшем варианте цилиндрический объем храма, зачастую окруженный колоннадами, просто смыкался с прямоугольной в плане трапезной, иногда имевшей слегка скругленные углы (церковь Вознесения на Гороховом Поле в Москве, 1793 г.; церкви в подмосковных селах Архангельском, 1822 г.; Пехре-Покровском, 1825—1829 гг.[265]). Нередко трапезная частично «срезала» ротонду (церковь в с. Константинове, 1797 г.[266]) или, наоборот, последняя была «вдвинута» внутрь трапезной (церкви в с. Андреевском 1803 г.; с. Ивашове, 1815 г.[267]). Широкое распространение получил вариант композиции, в котором трапезную уравновешивал только сильно выдвинутый из ротонды к востоку алтарь (церкви в с. Щеглятьеве, 1783 г.; с. Богослове, 1795—1801 гг.[268]), а поперечную ось здания подчеркивали портики боковых входов (церкви Вознесения в Коломне, в с. Иславском, 1799 г., с. Одинцове, 1802 г.; с. Петровском, 1805 г.; с. Аристов Погост, 1822 г.[269]). Наиболее оригинальное решение этот вариант получил в работах зодчего М. Ф. Казакова, который придавал алтарю и приделам по сторонам трапезной цилиндрическую форму (церковь Козьмы и Демьяна на Маросейке в Москве, 1791—1803 гг.; ее реплика в храме с. Шиманова, 1801 г.[270]).

Гораздо органичнее разрешена эта проблема в белозерском памятнике.

Церковь Всех Скорбящих на Ордынке в Москве. Арх. В. И. Баженов. Чертеж 1808 г.

По бокам ротонды в нем появляются вытянутые приделы с закругленными концами, совершенно непохожие на традиционные боковые рукава креста у обычных крестообразных храмов (ср. церкви в подмосковных с. Вантееве, 1808 г.; и Белоомуте — Трех Святителей, 1828 г., и Успения, 1840 г.[271]). Вместе с сильно вынесенной апсидой алтаря и противолежащим «переходом» они нарушают центричность ротонды, создавая в нижнем ярусе здания своеобразную пространственную трехнефность. Здесь как бы повторяется аналогичная внутренняя структура трапезной, имеющей три широких нефа, заканчивающихся полукружиями.

Нам не известны сколько-нибудь близкие аналоги подобного решения основной части белозерского храма, относящиеся к более раннему времени. Что же касается архитектурно-планировочного построения его трапезной, то находим ему соответствие в московской церкви Всех Скорбящих на Ордынке, созданной В. И. Баженовым в 1783—1790 гг.[272],— особенно, если вспомнить первоначальный вид трапезной, до перестройки здания в 1830-х годах при сооружении основной ротонды архитектором О. И. Бове, как об этом можно судить на основе чертежа 1808 г., находившегося в собрании И. Э. Грабаря (см. илл.)[273]. Нет никаких сомнений, что оба произведения, варьирующие одну и ту же оригинальную архитектурную идею (трапезная с тремя закругленными на концах нефами), принадлежат творчеству одного зодчего.

Других таких трапезных в памятниках эпохи классицизма мы не знаем. Обычно боковые нефы трапезных, служившие для размещения теплых придельных церквей, имели лишь с восточной стороны полукруглые алтари (см., например, церкви в подмосковных селах Константинове, 1797 г.: Андреевском, 1803 г.; Троицком-Ратманове, 1815 г.; и др.[274]). Гораздо реже встречаются апсидальные завершения западных концов нефов (трапезные церкви Успения на Могильцах в Москве, 1791—1799 гг.; церкви в Яропольце-Гончаровых, конец XVIII—начало XIX в.[275]). В поисках более гармоничного и целостного архитектурного решения Баженов явно исходил из приемов барокко, в котором иногда применялись полукруглые апсиды на обоих концах боковых нефов трапезной (см., например, церковь в подмосковном с. Любичи, 1770-е годы[276]). Однако у него этот прием приобретает подлинно классическую завершенность: апсидами заканчивается также и средний неф, который в проекте белозерского храма становится полностью тождественным боковым нефам. При этом в толще стен по краям среднего нефа при смыкании его с колокольней в обоих памятниках — и в церкви Всех Скорбящих, и в храме Иоанна Предтечи — устроены два одинаковых круглых или овальных помещения для лестниц.

Характерно баженовской можно считать и трактовку ордера, который применен в церкви Иоанна Предтечи в Белозерске. Это любимый зодчим ионический ордер, которому он отдавал предпочтение в большинстве своих построек. Правда, капители колонн здания, сохранившиеся только в портиках трапезной, выполнены довольно грубо и упрощенно: они явно принадлежат какому-то мастеру-ремесленнику. Гораздо интереснее тонко выполненные базы колонн, состоящие из плинта, валика, выкружки с полочками и меньшего валика с полочкой и поставленные на крупные кубические постаменты. Эти базы находят прямые аналогии в целом ряде сооружений Баженова, особенно в домах Пашкова, 1784—1786 гг.[277], и Юшкова, 1790-е годы, в Москве. В доме Юшкова колонны портика и частичная горизонтальная рустовка углов фасадов очень близки соответствующим деталям архитектуры рассматриваемого нами памятника[278]. Что касается завершающего стены здания антаблемента, то явную параллель ему мы находим все в той же церкви Всех Скорбящих[279]. Да и портики ее трапезной обнаруживают исключительное сходство с портиками белозерского храма. Наконец, своеобразные фигурные аттики у портиков трапезной последнего, явно свидетельствующие о своих барочных истоках, находят аналогию в завершении ворот Пашкова дома[280].

Церковь Всех Скорбящих на Ордынке в Москве (?). План перестройки из «Смешанного альбома» М. Ф. Казакова.

Отдел графики Гос. научно-исследовательского музея архитектуры им. А. В. Щусева.

Немаловажное значение для уточнения авторского почерка приобретает форма оконных проемов белозерского