Рожденные в черноте. Африка, африканцы и становление современного мира, 1471 год — Вторая мировая война - Howard W. French

Карибский бассейн Уильямса, начавший свое призвание в плантационном хозяйстве с белого наемного труда, станет самым прямым наследником этой новой модели, но даже Бразилию, огромную территорию с, казалось бы, неограниченными внутренними районами, следует понимать как еще одну реализацию этой базовой схемы. В Новом Свете португальцы, а затем и другие белые узнали, что они могут рассчитывать на то, что кожа негров - сама ее чернота - автоматически предаст этих рабочих в рабство (в отличие от коренных американцев, которые иногда могли просто растаять), тем самым закрывая потенциальные пути отхода. Другими словами, в новой среде, открытой для рабства, чернокожесть сама по себе стала своего рода островом.

Другим приемом, который предпочитали европейцы, было намеренное смешение африканских невольников из самых разных этнических и языковых групп, чтобы избежать концентрации слишком большого количества людей из какого-либо одного источника. Это делалось с очевидной целью ограничить способность рабов легко общаться между собой и, как надеялись, организовываться и сговариваться. По-видимому, это также делалось с целью ускорить забвение их социальной идентичности, того, кем они были как народ, внушить им безнадежность в отношении сопротивления и предотвратить появление среди невольников того, что мы могли бы назвать политическим мышлением. Однако именно в Сан-Томе, где впервые проросли эти идеи, пленники выступили с первым красноречивым и исторически важным опровержением этой стратегии. Своими действиями пленные и проданные негры Сан-Томе дали понять европейцам, которые будут их контролировать, что можно вывезти африканцев из Африки, но нельзя так просто забрать у африканцев Африку и все, что она означает, начиная с воспоминаний о свободе.

* В одном из первых актов прямого участия церкви в 1446 году епископ Алгарве вложил деньги в каравеллу для участия в африканской работорговле, наряду с другими кораблями, получившими разрешение принца Генриха.

† Говоря о комплексе сахарных плантаций, я использую термин "плантационный комплекс", заимствованный из трудов историка Филипа Куртина. Куртин использовал этот термин для описания беспрецедентно крупных ферм, которыми европейцы начали управлять в начале XVI века, используя большое количество закованных рабов для выращивания тропических товаров. Я добавила к термину Кертина слово "сахар", потому что сахар был сельскохозяйственной культурой в таких местах, как Сан-Томе и Бразилия, чьи производственные потребности и послужили толчком к созданию этих организаций. Позже в этой работе я говорю о "комплексе рабовладельческих плантаций", чтобы учесть тот факт, что модель крупных плантаций, зависящих от рабского труда, была широко распространена для производства других культур, от кофе и какао до риса и хлопка.

‡ Потоси, боливийский рудник , который был самым богатым источником серебра в Новом Свете в этот период, практически иссяк к 1700 году, в то время как золотой бум в Бразилии, начавшийся несколько позже, практически сошел на нет к концу девятнадцатого века.

§ С XVI по конец XIX века Центральная Африка, включающая современные Конго, Анголу и Габон, была крупнейшим источником рабов для американской работорговли. Только в XVIII веке 2,5 миллиона африканцев были переправлены через Атлантику из этого региона, и это число, возможно, помогает объяснить жестокое и ужасное заблуждение европейцев, что предложение черных тел практически безгранично.

¶ Даже в XIX веке уровень грамотности порабощенных африканцев-мусульман часто был выше, чем у их рабовладельцев в Америке.

12

.

ПУТИ СОПРОТИВЛЕНИЯ

ПОЕЗДКА НА СЕВЕР острова была не единственным путешествием в историю, которое я совершил на автомобиле за время своего пребывания на Сан-Томе. Тихим воскресным днем я отправился в экваториальном оцепенении в противоположном направлении, чтобы поискать напоминания о первом из двух зафиксированных событий, связанных с рабами или потенциальными рабами на этом острове. Затерянные в книгах по истории, эти события с самого начала опровергли представление о том, что африканцев можно так легко отторгнуть не только от самих себя, но и от всех идей свободы.

Город Сан-Томе - это такая же потрепанная и непритязательная столица, какую можно найти в любой точке Западной Африки, и в этот день, накануне Нового года, все было закрыто, кроме большого, низко расположенного рынка морепродуктов. Он казался центром притяжения города: дымящиеся такси и толпы пешеходов, снующие вокруг его грязно-розовых колонн, покупатели и продавцы, торгующиеся за самое необычное разнообразие свежевыловленной рыбы, которое я когда-либо видел. По мере продвижения на юг, вслед за морем, город как бы сходит на нет среди нагромождения старых кварталов, запруженных оживленными узкими дорогами. Нищета в этой оборванной части города была более острой, чем в других местах столицы. За неимением места в крошечных ветхих одноэтажных домах и, возможно, кондиционеров, жизнь здесь в основном протекала на улице.

После этого поездка, во время которой на протяжении длительного времени мой автомобиль был единственным на дороге, превратилась в бесконечную череду идиллических, но пустых пляжей и крутых гор, поднимающихся через леса, настолько мрачные, что можно было наблюдать, как пар поднимается от земли, превращаясь в подушечные облака. Через девяносто минут или около того после того, как я отправился в путь, я наконец добрался до деревни, зеленый дорожный указатель которой сообщал, что она называется Сан-Жуан-дус-Анголарес. Я резко свернул с двухполосного шоссе на крутую боковую дорогу, которая поднималась на возвышенное плато, на вершине которого стоял большой ярко-красный дом. Сначала мне показалось, что я совсем один, но вдруг из лесного массива на обочине дороги появился широкоплечий мужчина лет двадцати пяти и нетерпеливо поманил меня за собой, чтобы я проехал до самого холма. Через мгновение или два, прежде чем я успел решить свой вопрос о том, разумно ли это делать, появилась группа детей, которые уже поднимались на холм. Я сразу же почувствовал, как они возбужденно глазеют на редкого иностранца. Я объяснил мужчине на своем португальском языке, что ищу Сете Педраш - группу скал на берегу, где в 1554 году произошло кораблекрушение; молодой человек, теперь уже мой восторженный и неразлучный гид, попросил меня припарковаться и следовать за ним на вершину холма. Там, когда мы остались вдвоем в окружении детей в яркой изорванной одежде, он, улыбаясь во всю щеку, указал мне вдаль, на побережье, где я мог отчетливо различить скопление семи черных валунов, ритмично омываемых набегающими волнами.

Как гласит давняя история, прямо здесь, на Сете-Педрас, корабль с невольниками с африканского материка катастрофически сел на мель, но каким-то образом достаточное количество только что