(Не) верные - Юлианна Орлова

—Зачем ты сделал это прямо сейчас? А если…Игорь…

—Рот закрыла и слушаешь меня, — грубо прерывает мой начинающийся словесный понос. Меня несет буквально и фигурально. Иррационально подаюсь назад и оседаю на кровать. Одеяло сбивается у ног, но я цепляюсь ладонями в него, чтобы все также быть прикрытой. Броня так себе.

—Я отъеду. Ты остаешься здесь. Тебя ночью искали по моргам и больницам. Это не есть гуд, конечно. Мой косяк. Искали, потому что Решетников поднял всех, но тем не менее, мать предупредить стоило бы. Я давно забыл, что значит такого рода ответственность. Исправлю.

Вот как мы с Сереги переключились на Решетникова. Прикусываю губу до противного металлического привкуса. Да, я забылась, а тем временем есть мама, которая точно не находила себе места. Особенно если учесть прекрасный разговор, который состоялся между нами сразу после клуба.

Начинает бить крупная дрожь, и несмотря на жару, я уже испытываю холод. Он меня укрывает собой и не дает успокоиться.

На Лешу не смотрю, зато он на меня явно смотрит, потому что этот дикий взгляд я ощущаю кожей. Ощущаю и дрожу сильнее, облизывая пересохшие вмиг губы. Меня будоражит изнутри настолько сильно, что я не понимаю, как это остановить. Настолько сильно накрывает.

—Не дай мне повод слететь с катушек, Вика. Я очень страшен в этот момент, настолько сильно, что могу совершить непоправимое, — он опускается передо мной на корточки и перехватывает обледеневшие руки.

Становится теплее, ведь его кожа открытый огонь, в котором я сгораю. Хотя может это в его взгляде я сейчас горю. Смотрю сквозь проступающие слезы на него и не могу связать и двух слов, что совершенно мне не характерно.

Я не была готова к тому, что все так скоро начнет решаться. Но и Леша не тот человек, который будет растягивать проблему подобно жвачке.

Он перекатывает мои ладони в своих теплых и сильных руках, а я слежу за тем, как при этом мышцы играют на бицепсах. Как вены вздуваются, как прячутся, стоит руке расслабить захват.

Становится понятно, что теперь я в состоянии разглядеть даже самые мелкие ссадины и впитать в себя любые особенности его тела. Родинку возле ключицы, шрам на плече, еще один, похоже, от пулевого в области груди. Страшно спрашивать, но так и манит провести по отметине пальцем.

Глушу свои желания.

—Я просто буду здесь, да? — перевожу взгляд на его лицо, впитывая в себя решительность и мужественность. Она искрит в нем.

—Да.

—И не задавать тебе вопросов, разумеется.

Это все ясно, как божий день, но есть одна проблема. Она заключается в том, что я точно не тот человек, который будет терпеливо и, главное, молча сидеть и ждать мужика у окошка, пока он решает большие дела. Это история не обо мне, и Леша должен был это понять еще в самом начале. В первый день.

—Разумеется.

—Но я не смогу просто сидеть здесь. Я не такой человек, ожидание, к тому же, подобно маленькой смерти.

—Через пару часов я приеду и расскажу тебе подробности, которые тебе следует знать. Но ты больше не будешь видеться с Решетниковым сама. Думаю, в целом не будешь, это не имеет смысла и будет лишь триггерить меня, — он склоняет голову набок, протягивает ладонь к моему лицу и стирает скатывающуюся слезинку. —А так да, я знаю, какой ты человек. Папина дочка. От тебя другого ожидать не следует. Но как я уже говорил: тебе следует мне довериться, Вика. Это все, что на данном этапе требуется. Еще не было такого, чтобы я подводил кого-то. И ты не станешь первой.

Опять не замечаю своих реакций, но в какой момент я стала такой плаксой?

Стыдно за саму себя.

Потому что меня учили быть сильной и не зависеть ни от кого в этой жизни. Даже отец говорил, что в случае полного обеспечения мужем я обязана иметь свой личный доход, который будет касаться только меня.

На случай, если муж перестанет быть моим мужем. А на деле что? На деле я сначала вверяюсь в одни руки, затем в другие. И все это идет вразрез с тем, что в меня заложил отец.

—Это не значит, что ты от меня зависишь, Вик. Это лишь значит, что я твой мужик, а ты моя женщина, и я решаю вопрос, который моя женщина в силу того, что она еще и девочка, решит не может. Это вопрос взрослых дядь, где таким цветочкам не место. Сходи в душ, покушай, прогуляйся по территории, отдохни и больше ни о чем не думай. Брат твой будет оправдан. И своему бывшему жениху ты больше ничего не должна. Сейчас не твой бой. Но ты очень важна в том, чтобы подавать мне патроны, — впервые за все время он криво улыбается, но в этой улыбке радости я не вижу.

Там скользит боль, которую я могу понять достаточно ясно.

Он в реальности теряет лучшего друга, а в разговоре этого лучшего друга уже нет.

Киваю резко, вырывая свои руки из его захвата, и делаю самую странную вещь за последнее время. Самую странную…Я тянусь к нему и крепко обнимаю, и он также сильно обнимает меня в ответ, усаживая на себя сверху, все еще сидя на корточках. Даже не качнулся от этого движения. Все настолько обыденно, будто мы сидит на диване, и спецназ на полном расслабоне.

Упираюсь носом в широкую шею и расслабляюсь. Оказывается, теперь я только в его объятиях могу расслабиться и напрячься одновременно.

И все это связано с внутренним трепетом, но никак не со страхом.

Он уходит буквально через минут пять, голодный, взмыленный, пахнущий мною, как он сам отмечает. Я не спрашиваю, ни куда он идет, ни насколько, просто слепо доверяюсь процессу, уверенная, что Леша все решит.

Мне страшно только из-за того, что они с бывшим лучшим другом могут подраться. Однако я и тут уверена, что победит спецназ, хотя бы просто потому, что я так решила. Ну и явно потому что Леша шире в плечах, и это дает мне аргументы для единственного верного умозаключения: он сильнее.

Наверное, я в это верю больше, чем во что бы то ни было, но матери решаюсь позвонить, как только машина спецназа отъезжает от дома.

Теперь меня снова охватывает дрожь от предстоящего разговора и от сожаления по поводу своего поведения. Оно не безукоризненно и далеко от идеала, а