NFT: Невероятно Фальшивый Тип - Эдуард Сероусов

– Или это ловушка, – я почувствовал тревогу. – Может быть, он хочет втянуть Веронику в эту историю, заставить ее говорить о Фантоме, надеясь, что она знает или подозревает что-то, что может нам навредить.

– Это возможно, – согласился Дима. – Но в любом случае, ее публичное опровержение его слов сейчас играет нам на руку.

Я был не так уверен. Вероника была слишком проницательной, слишком принципиальной. Если ее втянут в эту историю, если ее начнут расспрашивать о Фантоме, о наших отношениях, о моей роли… Это могло стать опасным.

Но сейчас у нас были более насущные проблемы. До открытия выставки оставалось три дня, и нам нужно было завершить все приготовления. Новая серия работ, над которой работал Дима, называлась «Метаморфозы реальности» и представляла собой следующий шаг в эволюции стиля Фантома – более сложные алгоритмы, более глубокая интерактивность, более амбициозная концепция.

Эти работы должны были не просто впечатлить публику и критиков – они должны были убедить их в подлинности и целостности творчества Фантома, показать, что это не случайный набор эффектов, который может повторить любой с базовыми навыками программирования, а результат последовательного художественного видения и технического мастерства.

Но даже когда мы завершали приготовления к выставке, я не мог отделаться от ощущения, что мы теряем контроль над ситуацией. Фомин, Савицкий, медиа, критики, коллекционеры – слишком много переменных, слишком много интересов, слишком много возможностей для ошибки или разоблачения.

Фантом, которого мы создали как инструмент для собственного успеха, превратился в нечто большее – в объект желания и борьбы, в территорию, которую различные силы пытались контролировать или уничтожить. И мы, его создатели, все больше становились заложниками собственного творения.

День открытия выставки наступил слишком быстро. Галерея в центре Москвы была полна – критики, коллекционеры, журналисты, просто любопытные, привлеченные скандалом вокруг Фантома. Атмосфера была наэлектризованной – люди пришли не просто посмотреть на новые работы, но и оценить их в контексте противостояния с Фоминым, сравнить, искать доказательства или опровержения его версии.

Новая серия «Метаморфозы реальности» была представлена на больших экранах, расположенных таким образом, чтобы создать иммерсивное пространство. Каждая работа представляла собой сложную интерактивную экосистему, реагирующую на движения зрителей, на данные из различных источников, на другие работы серии. Вместе они создавали единое, постоянно меняющееся произведение искусства, которое нельзя было воспринять полностью, находясь в одной точке или в один момент времени.

Я наблюдал за реакцией публики, стоя у входа в основной зал. Люди были впечатлены – это было очевидно по их лицам, по их движениям, по их комментариям. Даже те, кто пришел с скептическим настроем, не могли не признать техническое совершенство и концептуальную глубину работ.

Глеб курсировал между группами посетителей, общаясь с коллекционерами и критиками, объясняя концепцию, отвечая на вопросы. Дима, как обычно, находился за кулисами, контролируя техническую сторону выставки.

Все шло хорошо – даже лучше, чем мы ожидали. Новая серия явно впечатляла публику, создавая нужный нам нарратив – Фантом продолжает развиваться, создавать инновационные работы, не обращая внимания на скандал вокруг своей личности.

И тут я увидел его – Александра Фомина. Он стоял у входа в галерею, осматриваясь, как будто искал кого-то. В жизни он выглядел моложе, чем на фотографиях – худощавый молодой человек с аккуратной бородкой и в очках с тонкой оправой. Типичный представитель креативного класса, ничем не выделяющийся в толпе посетителей галереи.

Я почувствовал, как внутри все сжалось. Что он делает здесь? Зачем пришел на выставку своего «соперника»? Это была провокация? Разведка? Или простое любопытство?

Я незаметно подошел к Глебу и шепнул:

– Фомин здесь.

Глеб напрягся, быстро оглядываясь:

– Где?

– У входа. Только что пришел.

– Что будем делать? – Глеб выглядел встревоженным. – Выставить его?

Я задумался. Публичный конфликт был бы не в нашу пользу – он только подчеркнул бы существование противостояния, привлек бы дополнительное внимание к претензиям Фомина.

– Нет, – решил я. – Пусть остается. Мы не можем запретить ему посещать публичную выставку. Просто держи его в поле зрения и не провоцируй конфликт.

Глеб кивнул и отошел, делая вид, что общается с посетителями, но на самом деле не выпуская Фомина из поля зрения.

Я продолжал наблюдать за ним. Фомин медленно перемещался по галерее, внимательно изучая каждую работу, иногда что-то записывая в небольшой блокнот. Он не делал громких заявлений, не пытался привлечь внимание – просто наблюдал, анализировал, запоминал.

Это было тревожно. Я ожидал провокации, скандала, публичных обвинений. Но его спокойное, методичное поведение казалось более опасным – как будто он собирал информацию для следующей атаки.

Через некоторое время я заметил, что Фомин разговаривает с Кариной Штерн. Они стояли в углу галереи, негромко беседуя. Карина выглядела заинтересованной, задавала вопросы, записывала что-то в блокнот. Фомин отвечал спокойно, без видимых эмоций, иногда указывая на работы Фантома.

Я почувствовал, как нарастает тревога. Карина была одним из самых влиятельных критиков, и ее мнение имело огромный вес в арт-сообществе. Если Фомин убедит ее в своей версии, если она публично поддержит его претензии, это может нанести непоправимый ущерб репутации Фантома.

Я направился к ним, пытаясь выглядеть непринужденно, как будто просто совершаю обход галереи.

– Карина, – я улыбнулся, подойдя к ним. – Рад видеть вас на открытии. Что вы думаете о новой серии?

Карина повернулась ко мне, ее взгляд был острым и оценивающим:

– Впечатляюще, Марк. Технически безупречно, концептуально глубоко. Но у меня возникают вопросы о… преемственности стиля.

– Какие именно? – я старался звучать спокойно и уверенно.

– Новые работы кажутся… иными, – Карина подбирала слова. – Не просто эволюцией предыдущего стиля, а чем-то принципиально новым. Как будто у них другой автор.

Я почувствовал, как холодеет в животе. Карина была слишком проницательной, слишком внимательной к деталям. Она заметила различия, которые мы надеялись скрыть за концепцией эволюции стиля.

– Фантом всегда экспериментирует, – ответил я, стараясь звучать уверенно. – Каждая новая серия – это не просто продолжение предыдущей, а новый этап исследования. В этом суть его художественного метода – постоянное обновление, отказ от повторения уже найденных решений.

Фомин, который до этого молча наблюдал за нашим разговором, внезапно вмешался:

– Интересно, что вы говорите о «его» методе, мистер Белецкий. Как будто вы точно знаете, как думает и работает Фантом. Как будто вы… очень близко знакомы с его творческим процессом.

Его голос был спокойным, но в нем чувствовался скрытый вызов. Он смотрел на меня прямо, без тени сомнения или страха.

– Я представляю интересы Фантома более года, – ответил я, стараясь сохранять спокойствие. – Естественно, что за это