«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

желая выведать у него о качестве турецких кораблей, спрашивал его о ходе его корабля. Турок отвечал: «Если б не ходил, то не пришел бы сюда». О земляках своих говорил он: «У них львиное сердце, но ослиные головы». Бикир-бей крайне сердился на адмиральского попугая, который нередко пробуждал его обыкновенным приветствием Сенявина «самалика эфенди» (доброе утро), так что он каждый день по нескольку раз понапрасну поднимал свой занавес. Со слезами, и с самыми искренними, расстались мы с милым Бикир-беем. Он записал все наши имена, вытвердил их наизусть и обещался быть другом повсюду всякому, кто придет к нему от нас. Право, не худо иметь таких приятелей в Константинополе и в Египте: судьба человеческая неизвестна, особенно при нынешних обстоятельствах. С моей стороны я также буду хранить всю жизнь вензель его, который он написал мне в альбом и передам его в потомство свое, как весьма драгоценное для меня воспоминание.

23 [августа]

Вдруг получили двух курьеров из Тильзита от 28 июля с повелением Сенявину сдать французам Боко-ди-Катаро, Корфу и все Ионические острова.

7 [сентября]

Почти каждый день происходят ссоры между нашими и французами. Взаимное неудовольствие и недоброжелательство отражается в чертах обеих наций.

13 [сентября]

Большая часть сухопутных войск отправляется из Корфу. Корвет «Азия» и бриг «Александр» даны им в провожатые.

16 [сентября]

С немалым удовольствием видел я печаль жителей при расставании с солдатами нашими. Они прощались как друзья, плакали, уверяли друг друга в дружбе, в признательности и несмотря на то что объяснялись на едва понятном диалекте, но разговоры их были, право, красноречивы. Не делает ли это более чести нашим воинам? Покорять сердца важнее и славнее, чем покорять государства.

19 [сентября]

Ветер подул благополучный; сделан сигнал сняться с якоря, и в полдень мы уже в последний раз взглянули на утесы корфиотские.

25 [сентября]

Противный ветер держит нас трое суток против Сицилии. Найдя на каждом корабле у нас обезьян, попугаев, черепашек, всякий легко догадается, что мы возвращаемся с юга. Моряки, будучи удалены большую часть жизни своей от родных и близких, не видя долгое время никаких других существ, кроме тесного круга товарищей, борясь беспрестанно со стихиями, вместо ожесточения делаются приметно животолюбивее, добрее ко всему дышащему, и потому нигде более не найдете, как здесь, столь хорошо выученных и забавных собак, кошек, птиц и проч.

Дмитрий Николаевич рассказывал, что у него на корабле в Черном море была чудесная кошка, принадлежавшая сапожнику, горькому пьянице. Когда он отлучался от своей работы, то оставлял ее хранить шило и другие инструменты свои от гардемаринов и юнг, и никто не смел приближаться к ним. Сверх того умный Васька отменно представлял, как его хозяин Пафнутьич пьяный шатается. И, наконец, когда он скажет: «Ну, Пафнутьич повалился» – Васька падает и начинает храпеть.

28 [октября]

Вчерашний день и ночь были ужаснейшие, которые можно только испытать на море. В 5 часов поутру ветер переменился в самый для нас благополучный, все мгновенно оживились, благодарили Бога, предались самым приятным мечтам – несколько часов мы летели 12 узлов в час. Вдруг нашла туча, заревел шторм с севера. Порывы его были так ужасны, скоропостижны и неожиданны, что эскадра наша была в большой опасности. Силою бури забило меня под пушку, так что долгое время не мог я выкарабкаться; ветер не пускал меня встать на ноги. Какая тревога на корабле! Все в движении, все суетятся; к рулю приставлено двойное число людей, самых сильных и искуснейших. Матросы бегут по вантам крепить паруса, офицеры командуют в рупоры, корабль то падает в пропасть, черпая воду носом, то возносится на гору. Страшно смотреть, как бедные матросы в сие время цепляются за канаты одними ногами, ибо руки их заняты делом; нельзя без трепета видеть, как реи вместе с ними одним концом падают в море, а другим досягают небес, как ветер выдергивает из рук их паруса и разрывает на мелкие части. Это ужасное зрелище родило во мне тысячи идей о дерзости и гении человека.

Четыре часа буря свирепствовала с одинаковой яростью. Сенявин трепетал об участи кораблей наших; узнав о повреждениях [их], не смел более противиться судьбе и приказал всем спуститься в Лиссабон, как в ближайший порт.

(Воспоминания на флоте Павла Свиньина, т.2)

Приказ Д.Н. Сенявина перед сражением у Афонской горы

Как видно из текста приказа, русские моряки неукоснительно следовали правилу, заведенному еще Г.А. Потемкиным и Ф.Ф. Ушаковым: атаковать превосходящими силами флагманские корабли неприятеля и стремиться вывести их из строя в самое короткое время. Стоит обратить внимание на неизменное поощрение смелых, инициативных действий частных начальников, без которых немыслим никакой успех в бою.

Обстоятельства обязывают нас дать решительное сражение, но покуда флагманы неприятеля не будут разбиты сильно, до тех пор ожидать должно сражения упорного, почему сделать нападение следующим образом: по числу неприятельских адмиралов, чтобы атаковать двумя нашими, назначаются корабли: «Рафаил» с «Сильным», «Селафаил» с «Уриилом» и «Мощный» с «Ярославом». По сигналу… немедленно спускаться сим кораблям на флагманов неприятельских, как можно ближе, отнюдь не боясь, чтобы неприятель пожелал поджечь себя. Последнее сражение показало, чем ближе к нему, тем меньше от него вреда, если б кому случилось свалиться на абордаж, то и тогда можно ожидать вящаго[149] успеха. Придя на картечный выстрел, начинать стрелять. Если неприятель под парусами, то бить по мачтам, двум с одной стороны, но не с обеих; если случится дать место другому кораблю, то ни в коем случае не отходить далее картечного выстрела. С кем начато сражение с тем и кончать или потоплением, или покорением неприятельского корабля. Как по множеству непредвиденных случаев невозможно на каждый сделать положительное наставление, я не распространяю оных более; надеюсь, что каждый сын отечества потщится выполнить долг свой славным образом.

Корабль «Твердый»

(подп.) Дмитрий Сенявин

(Апрелев Б. Исторические очерки, с. 135–136)

П.И. Панафидин. Сражение у Афонской горы

Мичман Павел Иванович Панафидин, в отличие от П.П. Свиньи-на, проделал Вторую кампанию в Архипелаге не в качестве наблюдателя; он лично участвовал во всех боях сенявинской эскадры в 1807 году.

После сражения у Афонской горы. 1807 г, июня 20.

С 10-го июня замечена деятельность в турецком флоте; прибывали беспрестанно починенные после сражения корабли к Дарданеллам.

Гребной флот их очень увеличился, и видно было по всему, что турки хотят что-либо предпринять. Наша