«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

Драки между кадетами случались нередко. Иногда дрались между собой целые роты, раз даже была генеральная драка двух корпусов: Морского и Горного. Как-то случилось, что воспитанников обоих заведений привели в одно время играть на Смоленское поле. Дело начали маленькие, затрагивая друг друга. Наши кричали:

– Горные, задорные!

А те им:

– Морские, воровские.

Пошла перепалка. За маленьких вступились большие, и таким образом произошла общая свалка, которую офицеры никоим образом остановить не могли. С этого побоища многие вернулись с пробитыми головами и разными ушибами, но никому, никогда – ни полслова! – все было шито-крыто.

Одевали нас в куртки такого сукна, которое с ворсом было не менее полутора пальцев толщины; и эта одежда служила нам одинаково и летом и зимой. Ежедневное же наше платье было всегда в лохмотьях и заплатах.

Существовали различные и своеобразные моды. Например, «старины», т. е. те, которые сидели в корпусе по десять или около того лет, расставляли свои брюки внизу клиньями, так чтобы ими были закрыты носки сапог; кроме того, у каждого из них был кожаный пояс с бронзовыми левиками и цепочкой. Другие же вместо прямых бортов пуговиц нашивали их как у гвардейцев на лацканах, и на все это самодурство никто не обращал ни малейшего внимания.

Фронту учили старые кадеты, возведенные в звание ефрейторов, которые, согласно тогдашним военным обычаям, колотили учащихся вдоволь, и по щекам, и по зубам, и все смотрели на это как на самое необходимое при обучении фронту.

Я описал всю черную сторону нашего заведения, которое считалось первоклассным и по финансовым средствам было много выше второклассных или, так называемых, средних учебных заведений. Что же было тогда у них, трудно себе даже и представить. Помню только одно: когда в 1826 году все наши «старины», отъявленные лентяи, были переведены в Дворянский полк, то большая часть из них были сделаны там учителями! Но довольно об этом.

В исходе ноября [1825 г.] все мы видели, как сгруппировались преподаватели в одном из классов и о чем-то говорили, должно быть печальном, потому как многие из них даже плакали. На другой день и нам сообщена была горестная новость, что 19-го ноября не стало всеми любимого монарха.

Последовала присяга императору Константину, его отречение и присяга вновь императору Николаю I. Наступило и 14-е декабря. Весть о бунте дошла и до нашего корпуса. И вот, вся мелкота нашей роты, не понимая даже слова бунт, со страхом и трепетом направилась к канцелярии посмотреть, как бунтует стоящий там всегда гвардейский часовой. Мы подкрались к коридору, где стоял павловец[157], и из-за угла стали пристально глядеть на него.

– Что вы на меня так воззрились, – вскричал вдруг солдат, – вот я вас!.. – и стукнул об пол прикладом.

Мы во всю мочь пустились бежать в роту, где и уверяли всех, что солдат до того разбунтовался, что чуть не убил нас прикладом.

Весной 1826 года, когда я уже был в пятом классе, приехал к нам в первый раз государь император. Не будучи никем узнан, он прошел в приемную залу. Там дежурный сержант, то есть гардемарин в тесаке и фуражке, встретил его величество и спросил:

– Кого вам угодно видеть, ваше превосходительство?

– Я хочу видеть классы, – сказал император.

Из этой залы двери вели в две анфилады классов. Сержант отпер одну из них, и государь услышал шум, крики, гвалт, увидел беганье по столам, игру в чехарду, драки, – словом, остановился пораженный и с гневом спросил:

– Где же ваши учителя, где офицеры?

Затем явились и дежурные: ротный командир и офицер, а за ним и инспектор классов. Учителя также пробрались в классы и успели предупредить воспитанников о прибытии в корпус его величества. Преподаватели наши имели привычку сидеть в табельной минут пятнадцать-двадцать, а иногда и целых полчаса [после начала занятий].

Его величество обратил внимание на одного из наших «старин» с ремнем, левиками и расставленными внизу брюками. Он вызвал его вперед и в удивлении воскликнул:

– Это что за форма?

Далее попался на глаза его величеству один воспитанник в заплатах и лохмотьях, и он при этом изволил заметить:

– Так не одевают и арестантов!

Осмотрев музей и библиотеку, государь обошел роты и там нашел много беспорядков. Сбросив тюфяк с одной кровати, он увидел хранившиеся под ним сало, свечи, конки, веревки, гвозди и бутылку с ваксой, хорошо еще, что не с вином, а то и это по временам бывало.

Проходя обратно, император спросил приказную книгу и собственноручно написал приказ. К сожалению, я помню только окончание его: «… одеть и обуть прилично, вымыть, выстричь, выбрить, дать бодрую осанку и молодецкий взгляд».

На другой день после этого у нас в корпусе явились уже новые порядки: нам роздали праздничное платье для вседневного употребления, и были сняты мерки для постройки нового. Учителя, к нашему сожалению, стали являться в классы по барабану. Всех нас буквально вымыли и выстригли, а рослых и выбрили. В ротах и классах явилась чистота, которой прежде не бывало. Строго, под угрозой сотни розог, наказано было под тюфяки ничего не класть и в столах, кроме казенных вещей, ничего не иметь. Сапоги даже выдали новые, так что пальцев ног теперь ни у кого не было видно. Словом гром грянул!..

Для обучения фронту прислали солдат-саперов, народ молодой, из кантонистов, грамотный, который выражался всегда учтиво и фигурально, например:

– Господа-с, не резонировать, не фантазировать, и чрез то порядка службы не нарушать! – Господин Воронов-с, не толкаться! Вы толкнете сего, сей толкнет того, и чрез то повалится весь род человеческий!

Или:

– Господа-с, старайтесь подаваться корпусом, но не упираясь на него!.. Как можно, господа-с, во фронте смеяться! – Это величайший грех и преступление против дисциплины и военного порядка!

И преступники, действительно, строго наказывались за этот грех, но, несмотря на это, при следующем ученье снова впадали в то же преступление. Впрочем, надо отдать справедливость этим солдатам: мастера своего дела! В короткое время они так искусно нас выправили, что в следующем году на майском параде во время церемониального марша заслужили от императора похвалу:

– Хорошо, моряки!..

В ротном командире малолетней роты князе Сергее Александровиче Шихматове нашел я второго отца и превосходного руководителя моих занятий. Он был капитан 2-го ранга гвардейского экипажа и воспитывался морском кадетском корпусе, но и по