Пария - Энтони Райан

и уж точно никто не собирался принять вызов констебля. Среди нескольких десятков зевак, столпившихся тем днём перед эшафотом, никто не вышел вперёд и не поднял оружие в защиту Декина Скарла. Он стоял на коленях на краю помоста, оборванный и истекающий кровью, туго обмотанный тяжёлыми цепями. Его бороду и волосы сбрили, и теперь его лицо представляло собой поразительное зрелище из шрамов, струпьев и разноцветных синяков. За его спиной стоял рыцарь впечатляющего роста, закованный в латные доспехи, которые ярко блестели, как и медный орёл, выгравированный на кирасе.

«Орёл, а не пламя», – подумал я, осматривая рыцаря. Значит, это не знаменитый сэр Элберт Болдри. Взгляд на помост – там стояла четвёрка королевских солдат в ливреях роты Короны, но больше никаких рыцарей. По неизвестным причинам королевский защитник в этот день не присутствовал.

В замок Дабос я прибыл тем самым утром – приковылял по ледяной дороге, разбитой колёсами, – и обнаружил, что ради грядущего представления собралось уже огромное количество людей. И тут не нужно было выведывать информацию или задерживаться поблизости от сплетничающих незнакомцев. Причина их присутствия была у всех на устах: сегодня они увидят смерть самого Короля Разбойников.

Как и у замка Амбрис, за стенами Дабоса располагалась кучка лачуг, и эшафот соорудили на широком участке травы, отделявшей их от замка. Трава была скошенной, и я заключил, что это место обычно используют для турниров или ярмарок. Количество зрителей говорило о том, что их тут намного больше, чем могло бы набраться из хижин или из самого замка. А судя по их накидкам и походным сумкам, я решил, что они прошли несколько миль, только чтобы увидеть приговор Декину Скарлу, да ещё посреди зимы.

– Щас он на короля не очень-то похож, а? – услышал я, как один парень в толпе шептал своему соседу. Пока я пробирался через толчею, отовсюду доносилось множество подобных комментариев. Одни шутили или озвучивали едкие замечания. Другие негромко вспоминали прошлые встречи с Декином Скарлом, и их голоса окрашивало увлечённое удовлетворение. Ни разу я не услышал слов симпатии и не увидел пролитых слёз. Несмотря на всю славу и редкую чисто прагматичную щедрость, Декин оставался разбойником. И такая судьба – заслуженный итог для таких как он, как всегда было, и как всегда будет.

Я проталкивался вперёд, пока толпа не стала слишком плотной. Однако я подобрался довольно близко, чтобы видеть лица людей на помосте и слышать каждое сказанное слово.

– Смотри, предатель! – выкрикнул лорд-констебль, поворачиваясь и указывая на склонённую голову узника. При менее зловещем событии констебль – тощий человек с длинными руками и ногами – выглядел бы комично, несмотря на громкий голос. То, как хлопал его длинный плащ и взмывали кисточки на шлеме, напоминало прыжки мартышки на ярмарке. – Смотри, все жители этого герцогства знают о твоей измене, – негодовал он, – ведь ни один не поднял руку на защиту твоей ничтожной жизни!

Его резкость и почти маниакальная экспрессия выдавали человека, который явно наслаждается как своей работой, так и славой, что приходит с ней. На этом этапе он встал в мелодраматичную позу, вскинул голову и взмахнул рукой перед толпой. Если бы всё это видела Лорайн, то наверняка рассмеялась бы от профессионального презрения.

Я поискал её на помосте, но там помимо Декина других пленников не было. Зато на зубчатой стене над замковыми воротами виднелась длинная вереница голов на пиках. Я мог только поверхностно на них глянуть, но все они уже слишком сильно разложились, и никаких знакомых черт было не разглядеть. Я заметил одну голову с длинными волосами, развевавшимися на ветру, но на таком расстоянии невозможно было понять, есть ли в этих локонах медный оттенок.

– Слишком долго этот человек наводил ужас на добрый люд нашего герцогства, – продолжал констебль. – Ведь он осуждён перед простолюдинами, Короной и Ковенантом за такое количество злодеяний, что только на их перечисление ушёл бы целый день и ночь. Но, добрые люди, знайте, что сегодня его наказание определено не его преступлениями, но его предательством. Да будет известно, что этот, – губа констебля скривилась, и он махнул рукой в сторону Декина, указывая обвиняющим пальцем, – бесполезный пёс не удовольствовался простым грабежом и кровавыми убийствами, но ещё сильнее приговорил себя через подлую измену Короне. Этот человек преднамеренно напал на представителя Короны и ограбил его, самого́ королевского гонца. Кроме того, были представлены веские доказательства того, что он вступил в сговор с мятежником-предателем Магнисом Локлайном, широко известным как Самозванец, дабы разжечь в этом герцогстве жестокий бунт. И сделал он это, чтобы отомстить за справедливую казнь своего отца, предателя и лжегерцога Руфона Амбриса. Я спрашиваю вас, добрые люди Шейвинской Марки, был ли когда-либо другой человек, который больше бы заслуживал справедливой казни?

Констебль с этим вопросом широко раскинул руки, несомненно, ожидая какого-нибудь рёва или кровожадного одобрения. Вместо этого ответом стал одобрительный шёпот и ворчание от предвкушения, подчёркнутые покашливаниями и нетерпеливым бормотанием. Я увидел, как лицо констебля сердито дёрнулось в замешательстве, а щёки стали покрываться румянцем, оттенок которого вскоре стал более насыщенным, когда с помоста донёсся новый звук.

Декин дёрнул головой, брызгая кровью из ран на передние ряды толпы. Сначала я подумал, что у него начался приступ кашля, а потом, по мере нарастания хрипов из его горла – что это какая-то истерия. А затем он полностью поднял голову, открыв лицо, изрезанное шрамами и обугленное ожогами, но при этом застывшее в маске искреннего веселья. Декин Скарл смеялся.

– Утихомирьте эту свинью! – бросил констебль, величаво указав на рыцаря, который стоял позади Декина. Однако рыцарь, вместо ожидаемого удара по голове пленника, лишь чуть наклонил голову и, молча, пристально посмотрел на констебля из-за забрала. Я увидел, как его узкое лицо констебля побледнело, хотя на нём и отразилась ярость. Это, как я знал, был признак человека, который борется со своей гордостью. Как главному представителю Короны из присутствующих здесь, власть над этим разбирательством принадлежала ему, но его только что открыто проигнорировали. Его статус требовал, чтобы он высказал замечание, но перспектива делать замечания этому рыцарю явно совсем его не привлекала. К счастью, решать ему не пришлось, поскольку смех Декина сменился речью.

– Если нужно, убей меня за правду, – сказал он констеблю. Слова с его распухших и потрескавшихся губ слетали хрипом, который всё же доносился до моих ушей. – Я не отрицаю, что заслуживаю это. Но не