Проклятие прабабки. Книга 1 - Анна Чернышева

— А вам всё расскажи, — так же хитро улыбнулась я. — Давайте я чайник поставлю, а вы мне, после того как управитесь, расскажете про мою бабушку. Идёт?

— А кофе у тебя есть? А то я сегодня ещё не пила, — деловито спросила бабка Зина.

— Есть, и конфеты есть, приходите! — ласково пригласила я и метнулась в кухню всё прибрать. Захлопнула ноутбук и убрала подальше. Застелила кровать, умылась, накрыла стол. Поставила мои любимые шоколадные трюфели, хлеб, колбасу, сливочное масло. Достала жестянку с кофе и налила молока в сливочник, поставила две чистые чашки.

Баба Зина не заставила себя долго ждать. Тяжело поднялась по ступенькам, протопала сквозь сени и очутилась на пороге кухни. Повела носом:

— Как хорошо пахнет! Наливай кофей!

— Садитесь, баб Зин, — указала я на удобное кресло у торца стола и налила в кружку кипяток. Размешала кофе, придвинула к гостье сахарницу. По опыту знала, что Тома с Зиной пьют только растворимый кофе, чтобы давление «не гонять».

— Берите конфеты. Бутерброд сделать вам? — гостеприимно угощала я бабульку. Но гостья хитро смотрела на меня поверх кружки и молчала.

— Ты что ль вчера в архиву ходила? — вдруг спросила она.

— В архив? Да, заезжала в обед. А что?

— А ничо, Галька-то сегодня заболела, не вышла на работу, — важно произнесла Зинка-радио. Говорят, врача вызывала на дом, какая-то сыпь у нее пошла. Испугалась, что заразное что-то хватанула там от своих бумажек.

— Это женщина, которая в архиве людей принимает? — ахнула я и закрыла рот ладошкой. Ничего себе!

— Да. Говорят, кроме тебя у неё вчера посетителей не было, — не унималась баба Зина. — Ты сама-то не чешешься? Не заразная?

Зина окинула меня взглядом, но ничего подозрительного не нашла. Я помотала головой, продемонстрировала голые руки и ноги.

— Я здоровая! Как жалко, а кроме неё есть кому там работать? — спохватилась я.

— Есть, — тяжело обронила Зина и отхлебнула кофе, блаженно зажмурив глаза. Откусила конфету, покатала её во рту и продолжила без всякой связи:

— Тётку Лизу, бабку твою, я хорошо помню. Вместе в колхозе работали, покуда она в город не уехала.

Я обрадовалась, что старушенция сама перешла на интересующую меня тему.

— А какая она была? Она умерла, когда мне было всего одиннадцать, я её помню, но мне хочется знать больше.

— Странная она была. Рыжая, как морковь. Кожа белая-белая, что твоё молоко. И дурная, сторонилась всех. Жила вот тут, с Томкой, Галькой, тёткой Лидкой и бабкой Федорой. У них тут женское царство было, — хохотнула Зина.

— А кто это — Галька и тётка Лидка? — осторожно спросила я.

— Ну Лидка — это сестра еённая, старшая. Намного она её старше была, почитай, лет на пятнадцать, а то и больше. А Галька и Томка — это, стало быть, Лидкины дочки.

Вот оно что! Лидия Ивановна Гаврилова — это Томина мать! Как же я сразу не догадалась! А вот про Томину сестру Гальку я слышала впервые.

— А где была их мать? Лиды и Лизы? — направляла я дальше беседу.

— Варька-то? А непонятно где, я об этом и не слыхала никогда. Тётку Лидку с Лизкой бабка Федора воспитывала. Ну и Лидкиных детей заодно. Шептались по углам, что была тут такая Варька, но вслух её не поминали. Уж не знаю, что там с ней случилось. Мож, померла рано, — рассуждала баба Зина, намазывая на хлеб толстый ломоть масла.

— А баба Лиза что? Она кем работала в колхозе?

— Лизка на общих работах была. И в поле выходила, и косила траву, и пшеницу собирала. Хозяйство у вас тут было большое. Не зажиточное, но на пропитание хватало. Вот мужиков не хватало, да никто на рыжую Лизку и смотреть не хотел. Вот и подалась она в город, отучилась, куда-то на завод устроилась. И всё, пропала. Я почти перестала её видеть. Я с Томкой с детства возилась. Она когда родилась, мне уже десяток годков, почитай, было. Мне её оставляли, когда в поле шли. И она мне заместо куклы была, а потом жизнь соседская подругами сделала.

Баба Зина со смаком допила последние глотки кофе и вытерла губы тыльной стороной руки.

— А потом из города Лизка уже с твоей мамкой приехала. Позор тогда был — безмужняя, да с дитём. Бабка Федора на неё волком смотрела. Поэтому она быстро засобиралась обратно и потом дооолго не приезжала, — закончила она свой рассказ.

— Баб Зин, а муж у Федоры был? — заторопилась я.

— Какой муж? Дед? Дык я не знаю, при мне не было, — покачала головой моя собеседница. — У вас в доме ведь мужики не задерживаются. Сильная ваша линия женская, всё сами да сами. Как эти… как их… по телику смотрела надысь… амазонки! Те от мужиков только рожали, а потом они им без надобности. Так и ваша порода такая — мужики разовые, а жить с ними — ни в какую. К Лизке вон почти никто не сватался, сторонились местные ваших девок. Вон и Тома всю жизнь одна. Детей не нажила, с тобой только нянькалась.

Я задумалась. Это было очень странно, но я и сама уже поняла, что в нашем роду живут одни женщины. Мальчики не рождаются, мужей нет. Ни отцов, ни дедов.

— А ещё вопрос у меня! А бабу Федору где хоронили? На нашем кладбище? Я что-то могилы её не нашла…

— А где же ещё, у нас. Я только не помню уже, где. Я тогда малая совсем была, бабку вашу больно боялась. Суровая она была, голос громкий. Детей гоняла. Поэтому не знаю. Да ты сходи на кладбище-то, поищи, чай найдешь… — сказала Зина и поднялась. — Ох, спасибо тебе, Танька, за кофе, но у меня ещё дела. Пойду я. А ты больше Гальку-то из архива не обижай. Она мне сказала, что ты на неё порчу наслала-то.

Я ухмыльнулась. Вот тебе и деревня — я пришлая, значит, сразу порчу наслала. Не умею я порчу, на Николаше вон не сработало ничего. Я поблагодарила бабу Зину, попрощалась с ней и вернулась в дом.

Решила поподробнее рассмотреть колечко с гравировкой. Уж больно неприметно оно было спрятано, а мне будто само в руки прыгнуло.