Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №3 - Альманах Российский колокол

Отражение его самого в преломлении свечи. Вместе с тем было странное ощущение чужого присутствия, будто чьих-то глаз, следящих за ним. И звериное чувство опасности. Оно никогда не подводило его. Успокаивал себя тем, что слишком много писал последние два года. Но он ещё напишет, много напишет! Только ему надо немного отдохнуть. А ещё в Ленинграде скоро его ждёт надёжное плечо Чагина. Ах, если бы не ноябрьское его предательское молчание в ответ на его мольбы о помощи! Он бы совсем был спокоен. А так… Кто он, Пётр? Друг? Он партиец… И это в нём главное. В Москве идет четырнадцатый съезд партии. Говорят, там летят копья и головы… Но Петр уверял, что всё будет по-новому, чище и правильнее. Всю ленинградскую оппозицию выметут вон. Там будет Киров. А если нет, так у него есть протекция Аннушки… А ещё там Финляндия близко. Говорят, перейти границу ничего не стоит. Но с этим лучше не торопиться, как следует всё выяснить. А пока он непременно будет редактировать какой-нибудь журнал. Одним словом, для него начинается новая жизнь с этого дня. Этот синий рассвет – словно гарант его надежд.

Удивительно, но в городе на Неве была оттепель. Московский вокзал кишел народом. Прошло уже два часа, а рассвет так и не хотел заканчиваться… Двадцатые числа декабря здесь – это белые ночи наоборот. День начинается, но, так и не раскрывшись светом, медленно переходит в ночную тьму… Сергей месил ногами слякотный, полужидкий снег. Казалось, он был изрыт тысячами следов. Ноги сразу промокли. Никого не было рядом, никто не узнавал его, как в Москве. Чёрный Человек казался далёким кошмаром, но… вдруг оглянешься – и он следом сам рядом идёт?! Потому что Сергею чудилось чьё-то внимание. В такой толпе невозможно вычислить слежку. Да, но откуда ей взяться? Не может быть, чтоб ленинградскую милицию предупредили, что он уходит от суда. Выпил чаю в буфете. Неприятное место – вокзал. Какие-то непонятные личности, нищие и попрошайки, воры-карманники, всё сиюминутно меняющееся и суетное. Вот сейчас здесь человек – а через пару дней в Туркестане или на Белом море.

Во рту был металлический привкус крови. Мучительно яркий свет резал глаза. Ему приснились четыре белоснежных ангела. Но вокруг были люди в чёрных кожанках. Руки – в карманах. Почти оглохший, будто издалека слышал их голоса. Требовали какую-то телеграмму. Понять ничего не мог, как ни силился… Снова проваливался в забытьё… Потом ему казалось, что у этих, в чёрном, лица Чёрного Человека. Они одинаковы, как близнецы. В ухо ему кричали. Облили водой. Чуть не задохнулся от холода. Когда понял, что они хотят телеграмму Каменева, хотел рассмеяться, но сил почему-то не было… Это же просто шутка, очередная его байка. Долго осознавал, что это не Чёрный Человек в четырёх лицах, а просто – обыкновенные люди. Из последних сил прошептал: «Господи, я же просто твоя дудка». Его мучители никак не могли понять, что он сказал, решили, что молится. Били. «Господи, Ты бо рекл еси пречистыми устами Твоими: яко без Мене не можете творите ничесоже». Старался вспомнить, как молиться, но от боли не мог связать слова… Мысли путались. На столе – его чернильница в виде крошечной этрусской вазы, подаренная Исидой. Только лежит на боку. И чернила разлиты – красные. Кровь? «Кто его ищет?» Будто из-под земли расслышал знакомое имя: Анна Берзинь. Один из чёрных людей говорил: «Здесь, и что? Скажите, чтоб ехала обратно. Объясните, что он – государственный преступник. Пару тысчонок лет назад таких на кресте выставляли на дороге в Рим… В назидание». Чёрные люди совсем не стеснялись говорить при нём, будто его уже не было. В их издёвках ему слышался смех Чёрного Человека. С трудом открыл глаза. И сразу зажмурил их. Он был близко, в нескольких сантиметрах, смотрел мёртвыми глазами так, будто старался влезть в душу, слиться с ним самим… Отчаянно крикнул и утонул в ужасе… Чёрный шептал ему, что скоро он умрёт, что его на самом деле нет уже давно. Давно нет. В этих своих масках он потерял себя. Поздно раскаиваться… И стихи его ничего не стоят, потому что все – суть его маски, которые он натягивал на себя. Это не кровь души его, а сплошная ложь! Ложь! Никто не вспомнит о нём, он канет в небытие навсегда, ведь он всем на свете расскажет, как поэт был мелок, хитер и корыстен. Чёрный с наслаждением смаковал его безумие, отчаяние, животный страх. Сергей последним усилием духа старался отогнать его, но понимал, что не может… Очнулся от боли. Эти чёрные снова хотели чего-то от него. Но он не понимал… Странно, ему чудилось, что он с Исидой. Вот же их кровать, кушетка, стол, всё то же, что было в их пятом номере «Англетера». Поискал её глазами. Её почему-то не было… В окно смотрит сверху огромный бронзовый ангел с Исаакия. Вот как так – если он в Питере, то непременно бывает в этом пятом номере? Казалось, что прошло совсем немного времени. Ему подсунули бумагу и велели поставить число и подпись. Он не хотел. Выкручивали пальцы и руки. Едва понимая, что делает, кое-как вывел: «С. Есени… 27/XII…» на год сил не хватило, снова тьма затопила глаза. Растянутые, нечеловеческим усилием нацарапанные буквы. «Отдайте Эрлиху для доверенности». Но эта фраза затухала, далеко-далеко улетали голоса чёрных людей, зато откуда-то сверху полились печальные, но бесконечно светлые звуки «Реквиема» Моцарта. Он увидел танцующую Исиду. Она была в белом, широкие рукава казались подобными крыльям. Её движения были нежны, как велел моцартовский гений, запечатленный в этой музыке-молитве. Сергей сказал ей: «Я думал, что ты ангел. Ты же говорила, что боги бессмертны. И мы с тобой тоже». Улыбнулась загадочно. «Я не ангел, мой мальчик… Я как раз собиралась на вечеринку… А тут ты умираешь». Сказала это буднично, будто: «А тут ты позвонил». Её глаза стали удивительно печальны, как у обожаемой, рыжей коровы в его родном доме в селе. Ему сразу захотелось прижать её горестную голову к груди. И поцеловать эти глаза. «Я хочу к тебе, Исида». «Мы будем вместе, обещаю. Я скоро к тебе приеду, примчусь на гоночном авто». Радостно, как девчонка, рассмеялась и захлопала в ладоши. «Ты же меня знаешь! Не могу без скорости и ветра. Хочу в Россию, в Москву. Там мой дом! Только закончу Танец. Как ты допел Песню, рассказал стихами ваше, русское Слово. Ты ведь знаешь,