Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 1 - Альманах Российский колокол

– Да… да… – шепчет девушка.

– Простите меня, – всхлипывает Франсуа.

– И ты нас прости… – трёт глаза Женонвиль.

Мы, дорогой читатель, тихонечко покинем эту комнату, наполненную страстями, и оставим друзей одних решать свою страшную проблему. Ведь нам-то известно, что роман Франсуа с Сюзанной продолжился. А Женонвиль так и остался в числе его самых близких друзей. Таковы были нравы в XVIII веке во Франции.

А мы спустимся по каменной винтовой лестнице на первый этаж и выйдем из тяжеловесного каменного замка на простор.

Насладимся прогулкой по небольшому, но великолепному парку и, бросив ещё один прощальный взгляд на башни замка Сюлли, вернёмся домой – в Россию, где, хочется думать, в большинстве случаев измена не сошла бы так легко с рук неверной женщине и фальшивому другу.

Схватка

Её чёрное массивное тело редкими тусклыми отблесками в ярком электрическом свете создаёт иллюзию жизни. Ошибиться нетрудно. Она не кажется мёртвой. Чёрные бока словно неслышно дрожат от приглушённого дыхания. А глаза?..

«Чёрт возьми! Где она прячет глаза? – Мужчина прищурился. – А ведь взгляд будто ощущается? Откуда?»

Матовая поверхность холодного тела равнодушно и демонстративно источает покой. Ни звука, ни движения, ни эмоции. Только тяжесть, холод и тишина.

Он шагнул в сторону. Живым движением мелькнул отблеск лампы на броне врага. Холодное презрение ко всему роду человеческому блеснуло с этой искрой. «Мертвечина проклятая! – с горечью подумал мужчина. – Столько сил на тебя уже потрачено! Столько труда… Кой же чёрт поставил тебя на моём пути? И почему не пройти мимо? Зачем это мне?»

Он глубоко вздохнул, набирая полную грудь воздуха. Выдохнул и снова расправил плечи. Предстоит ещё раунд страшной, изматывающей борьбы. Казалось бы – бессмысленной…

Но он победит. Без этого торжества и без тысяч побед, одержанных до сих пор, ему не осознать себя человеком. Невозможно. Ведь только в сражениях с чудовищами рождаются герои. А он – герой. И это нужно ему как воздух. Как пища. Как любовь женщины!

Усталые пальцы сжимаются в кулак, распрямляется утомлённая спина, и человек делает шаг к холодной и невозмутимой сопернице.

Мужчина спокойно и крепко берёт гирю за ручку и, уже не думая ни о чём, на вдох делает рывок.

И некрасивая бронированная железная чушка послушной игрушкой в сильных руках исполняет все его прихоти: летит, замирает, снова взлетает и поёт, и искрится, и бабочкой порхает над головой победителя.

Стужа

Андрей Михайлович – ещё молодой учитель, ему двадцать восемь. Пожалуй, именно поэтому, когда делили дежурства на новогодние праздники, ему выпало тридцать первое число, до двух ночи. Потом его сменит завуч. Ей тоже деваться некуда – должность обязывает.

Дежурство заключается в том, что нужно каждые два часа ходить в школу и проверять котельную. Вернее, смотреть, чтоб кочегар не запил. И всё.

Андрей натянул шерстяные перчатки на сухие ладошки, затем поверх – ещё дерматиновые с дырочкой на левом большом пальце, и получился почти зимний вариант. Голь на выдумки хитра, как говорится.

На ноги – старенькие полусапоги с трещиной в подошве, в которую проникает снег и тает внутри. Накинул отцовскую, не по плечу, шубу и распустил уши на видавшей виды ушанке. Мороз жмёт за сорок, а до школы около километра. Ещё раз повёл носом в сторону кухни, где супруга готовила скудный новогодний учительский стол, и шагнул за дверь.

Рабочий посёлок, крепко примороженный, укутался дымом печных труб и котельных. В нос ударил с детства знакомый запах шлака и древесного угля. «Ух!» – не задерживаясь, рысью затрусил Андрей вдоль улицы.

Новый год – любимый праздник, волшебный. Даже сейчас – в девяносто восьмом.

А, ничего!

Ёлку поставили, ребятня довольна – улыбнулся он, представив, как сейчас играют в тёплой комнате дети. Им даже подарки профсоюз каким-то чудом справил.

Вчера аванс дали – счастье. Аж по сто пятьдесят рублей. Негусто, но майонез и кусочек колбасы купили, будет праздник. И спирту, в долг правда, но бутылочку он раздобыл. Ничего… Так не может продолжаться долго. Когда-то всё наладится.

На улицах ни души. Только стылый туман от канализационных люков да тусклые фонари. Редкие и непраздничные.

Под скрип снега под ногами Андрей стал думать о детях.

Час назад он выскочил в подъезд, переоделся в школьный же костюм Деда Мороза и вернулся в образе сказочного волшебника с подарками. Разыграл сценку, вручил красочные мешочки и убежал. А потом дочка-трёхлетка мышкой шмыгнула к отцу на колени: «Пап, а почему у Деда Мороза рубашка была как у тебя?» – подозрительно дёрнула за рукав.

Андрей свернул с центральной улицы. Дальше его путь лежал по переулку, деревянному, деревенскому. Тут фонарей всего парочка, и шагать нужно осторожно, чтоб не оступиться.

Зато под фонарём – прямо в круге света – невообразимое!

Андрей на секунду замер. Мириады сказочных искорок, на которые рассыпался свежий снег, ударили в глаза новогодним фейерверком. Россыпи алмазов, рубинов и… чёрт знает, как там они ещё называются?

Это детство.

Сказка.

Счастье.

И вот он, ещё маленький пацанчик, такой же ночью на санках мчится с большой горы вдвоём со своим дядькой. И единственное, что он видит, – россыпи драгоценностей, разбросанных по всей земле!..

Фонарь позади, но настроение, созданное видением, осталось. До школы уже рукой подать.

В котельной всё в порядке.

Кочегар Толик деловито поглядывает на заслонки и режет сало.

– Чаю будешь? – недружелюбно предложил он.

– Нет, – улыбнулся в ответ Андрей. – Домой надо.

– А! Ну, с праздничком…

После жаркой кочегарки стужа быстро ущипнула за нос, за пальцы левой руки под худыми перчатками и стала пробираться под шубу.

«Сейчас бы сто грамм, – мечтательно поморщился Андрей. – Точно! – радостно захлопал заиндевевшими ресницами он. – Зайду к отцу, сделаю маленький крюк».

Он вспомнил, что мамы дома нет, она у родственников. А поскольку Новый год на носу, есть повод заглянуть, поздравить.

Андрей, его жена, отец и мать – учителя. Заработную плату не получали месяцев пять. В том-то и беда учительских династий в период первоначального накопления капитала, что друг другу они помочь не могут ничем. Ни родители детям. Ни дети родителям. Так и выживают. Чудом.

Вспомнилось, как бастовали два месяца.

Завуч уговаривала:

– Коллеги! Вы же педагоги. Это призвание. Из-за нас дети не сдадут экзамены. Подумайте, мы ломаем детские судьбы! Вот вы, Андрей Михайлович, сможете ли смотреть в глаза детям после всего этого?

Ей хорошо было говорить. У неё муж из этих, «новых русских».

– А мне своим детям в глаза смотреть стыдно. Потому что им