Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин

О концепте «двух Сталиных» на том заседании 9 февраля 1956 года первыми заговорили Ворошилов и Булганин. Микоян, лично знавший Сталина с января 1921 года, этот концепт также поддержал.

Если условно и субъективно попытаться обозначить основные этапы упомянутой трансформации начиная со смерти Ленина, то они таковы:

А. И. Микоян на инспекции колхозов и совхозов в 1930–1931 гг.

Библиотека Администрации Президента РФ

– устранение политических врагов, прежде всего Троцкого (обретение единоличной власти, 1928 год);

– 50-летний юбилей – водопад славословий и формирование культа личности, 1929 год;

– смерть второй жены Надежды Аллилуевой – надлом, ожесточение, утрата опоры в частной жизни, 1932 год;

– убийство С. Кирова – дальнейшее ожесточение, начало открытого истребления настоящих и мнимых врагов, 1934 год.

Сталин, очевидно, от природы являлся талантливым манипулятором, умел ставить окружающих в зависимость от себя. Понимал ли это Анастас Микоян? Был ли в жизни Микояна момент, когда он мог, оставаясь верным своим принципам, будучи большевиком, воевавшим за свои убеждения с оружием в руках, дистанцироваться от Сталина?

Микоян был очень умным человеком, причем природный ум сочетался с хорошим образованием, начитанностью. Микоян, безусловно, понимал, что чем выше поднимаешься, тем больнее падать. Возможно, моментом истины был август 1926 года, когда 30-летнего Микояна принудили, несмотря на его горячие и неоднократные протесты, к переезду из Ростова в Москву и заставили занять пост народного комиссара торговли. В Москве Микоян, как сейчас бы сказали, «никого не знал», это был чужой для него мир. На кого он мог опереться, укореняясь в этом мире? Своим другом тех лет он называет Серго Орджоникидзе, но ведь и тот был в Москве чужаком.

Датой превращения «Сталина номер один» в «Сталина номер два» сам Микоян называет 1934 год, однако с момента переезда Микояна в Москву прошло к тому времени восемь лет. И что же, за эти восемь лет Микоян, при всем своем уме, не понял, кто такой Сталин? Наконец, главное: в чем был собственный план Микояна, как он видел свою дальнейшую судьбу? Он шел за Сталиным с открытыми глазами или с закрытыми? Или он, может быть, просто оглушал себя работой как наркотиком, не задавая себе лишних вопросов, не задумываясь о материях высшего порядка? Такая версия тоже существует: мы ничего не знали, мы просто много работали, а Сталин нас обманывал, нами манипулировал.

Мы не навязываем читателю свою точку зрения. Карьеристы и циники, судя по себе, могут считать, что Микоян был типичным карьеристом. Однако факты свидетельствуют обратное. Карьерный взлет (действительно головокружительный) произошел в первой трети жизни Микояна. Далее он удерживался примерно на одном и том же уровне административной системы, а на пост руководителя партии и государства никогда не претендовал.

Люди принципиальные уверенно заявят, что Микоян был идейным деятелем, активным строителем уникального нового общества, причем опыта построения такого общества (социалистического) тогда не было, то есть все лидеры СССР начиная со Сталина шли впотьмах, действовали наугад. Это неизбежно приводило к просчетам и ошибкам, иногда грубым или даже фатальным, как в случае с сельским хозяйством.

Но нельзя забывать, что эти провалы, просчеты и ошибки, совершенные первопроходцами социалистического строительства, просчеты, оплаченные миллионами личных трагедий, были впоследствии тщательно изучены во всем мире экономистами, политиками, историками, просто думающими людьми; вся мировая цивилизация внимательно наблюдала за советским экспериментом. Лидеры СССР повели свой народ на сияющую вершину, а остальные стояли в стороне и наблюдали, получится у них или нет?

Мы утверждаем, что Анастас Иванович Микоян, в описываемый период молодой человек в возрасте едва за тридцать, был убежденным социалистом, ленинцем, создателем нового бесклассового справедливого общества, инженером уникального, принципиально нового государственного устройства.

Невозможно, работая десятилетиями в изматывающем режиме в обстановке непрерывных больших и малых конфликтов, подпитываться только соображениями карьерного успеха, или соображениями благополучия своей семьи, или личной преданности благодетелю (Сталину), или какими-то другими мотивациями ближнего прицела.

Микоян совершенно точно осознавал, в чем его призвание, каковы его сильные и слабые стороны. Сталина он рассматривал исключительно в контексте своих собственных личных устремлений, то есть не ставил свою судьбу в зависимость от него. Это важно понимать.

Однако, повторим, Микоян играл не один, а в команде и всецело подчинялся правилам командного взаимодействия и партийной дисциплины. Нынешние постсоветские поколения просто не могут до конца понять этого обстоятельства: что такое «выговор», чем он отличается от «строгого выговора» или «выговора с занесением»? Не зря советская пропаганда тех лет так часто использовала эпитет «железный», «стальной»: «железный нарком», «железный отряд», «гвозди бы делать из этих людей» (см. Н. Тихонов. Баллада о гвоздях. 1919.). Речь идет прежде всего о строжайшей железной дисциплине военного образца. Приказы не обсуждаются, а выполняются. Возражения не принимаются. Поставленные задачи выполняются любой ценой.

Микоян, как партийный деятель высокого уровня, обязан был не только сам выполнять требования партийной дисциплины, но и насаждать ее среди подчиненных – приказывать, требовать, сурово наказывать за неисполнение. Вне этого контекста разговор о судьбе Анастаса Микояна бесполезен. Вне этого контекста мы просто утопим читателя в море фактов, имен, дат, которые и без нас давно зафиксированы и изучены тысячами квалифицированных историков.

Анастас Микоян никогда не шел за Сталиным слепо и безоглядно. Он имел свои твердые принципы и устоявшиеся взгляды на организацию партийной работы, а особенно административного управления и экономики. Микоян спорил со Сталиным, возражал ему. В некоторых случаях Сталин уступал Микояну, в других – наоборот.

С апреля 1939 года Микоян снова возглавил Наркомат внешней торговли и столь активно возражал против арестов сотрудников своего ведомства, что Сталин пошел на беспрецедентный шаг, запретив НКВД вмешиваться в дела Внешторга. В ведомстве Микояна не было арестов вплоть до 1949 года – десять лет[139]. Более того, иногда Микояну удавалось добиться освобождения уже арестованных специалистов (подробнее об этом см. гл. 7–8 настоящей книги). В 1944 году Микоян резко возражал Сталину после того, как тот инициировал депортации чеченцев, ингушей, калмыков, карачаевцев, балкар, кабардинцев, немцев Поволжья и других народов[140].

Но самой острой темой, вызывавшей регулярное раздражение Сталина, критику и, более того, болезненную злобу, была позиция Микояна по вопросам закупочных цен на сельхозпродукцию, прежде всего на зерно. Микоян последовательно отстаивал принципы материального стимулирования крестьянства, повышения закупочных цен и такие предложения в той или иной форме делал регулярно начиная с середины 30-х (8). В конце концов очередное такое предложение повысить закупочные цены на пшеницу вызвало яростную критику Сталина 16 октября 1952 года на XIX съезде КПСС. Тогда казалось, что дни Микояна сочтены. В результате закупочные цены на зерно практически на протяжении всего периода правления Сталина оставались сверхнизкими, не менялись с 1926 года,