Между жизнью и смертью. Заметки о творчестве Аббаса Киаростами - Наталья Валерьевна Казурова

На кладбище же, посреди могил, Бехзад приметил девушку по имени Зейнаб, приносящую землекопу чай. Скорее всего, пара была обручена. На фоне все большей скуки, испытываемой главным героем в деревне, встреча с молодыми людьми выглядит настоящим событием. Позднее он идет к Зейнаб домой за молоком. В темном подвале при свете лампы девушка ловко доит корову, а Бехзад тем временем читает стихотворение иранской поэтессы XX века Форуг Фаррохзад, заглавие которого вынесено в название фильма:

В ночи моей крохотной ветер, увы,

устроил свидание с шумной листвой —

в ночи моей крохотной, где лишь предчувствие краха.

Прислушайся! Слышишь? То сумрак завыл.

Как странник, на здешнее счастье с тоской

взираю, давно пристрастившись к терзаньям и страху.

Прислушайся! Слышишь? То сумрак шумит —

там что-то творится в ночи в этот час…

Луна потеряла покой и красна, а над крышей,

где всё обвалиться грозит сей же миг,

как плакальщицы, уж готовы начать

лить дождь облака. Еще миг — но ни звука не слышно…

Лишь ночь, притаившись, дрожит за окном,

и ход замедляет Земля. За окном

неведомое наблюдает за нами тайком.

Зеленый от пят до волос, о, доверь,

как жгущее воспоминанье, доверь

теплу моих любящих рук свои руки, о чудо.

Уста же доверь ласкам любящих уст,

и, теплый, как чувство, что живы мы, пусть

нас ветер, подняв, унесет. Унесет нас отсюда[215].

Встреча Бехзада с Зейнаб в подвале, ключевой эпизод фильма, строится на сочетании двух рядов — визуального и вербального. В первом случае акцент сделан на игре света и тени. Принеся светильник в подвал, шестнадцатилетняя Зейнаб осветит помещение, но не покажет своего лица по просьбе Бехзада, оставаясь в картине лишь силуэтом, образом молодости и невинности. Сцена снята на контрасте светлого и темного, легкое мерцание лампы подчеркивает черноту подвала, а яркая красная юбка девушки, напротив, украшает кадр сочными оттенками. Киаростами не первый обыгрывает нарядную женскую одежду иранских регионов в качестве визуальной квинтэссенции прекрасного. То же самое прежде делали Б. Бейзаи в «Легенде о Таре» и «Башу», М. Махмальбаф в «Габбе», сам Киаростами в «Через оливы».

В словесном ряду, в диалоге между Бехзадом и Зейнаб очень важную роль играет поэзия. Деревенская девушка не знает стихов современных поэтов, ставших символом модернизированного Ирана середины — второй половины XX века. Главный герой говорит ей, что создание стихов не требует длительной учебы, нужны талант и смелость, подразумевая, что не следует слепо подчиняться традициям при выражении собственных мыслей и чувств.

В «Нас унесет ветер» стихи звучат многократно. Помимо эпизода с Зейнаб важнейшим событием в фильме становится встреча Бехзада со стариком-лекарем, с которым он знакомится из-за несчастного случая на кладбище. Именно Бехзад приходит на помощь землекопу и в итоге знакомится с врачом. Как в прежних лентах Киаростами («Где дом друга?», «Вкус вишни»), старик поучает главного героя, цитируя при этом классиков персидской поэзии. «Если мой ангел-хранитель со мной, он защитит стекло от камня» — фраза, которой лекарь подтверждает, что пострадавший молодой человек пойдет на поправку. Далее его слова перекликаются с мыслями Багери из «Вкуса вишни». Сельский врач в беседе с Бехзадом рассуждает:

«Бехзад: Старость — ужасная болезнь.

Врач: Но есть и более страшный недуг — смерть. Смерть хуже всего. Когда закрываешь глаза на этот мир, на красоты и чудеса природы, на милость божью, ты понимаешь, что ничего уже не вернуть.

Бехзад: Говорят, что мир иной лучше этого.

Врач: Но кто вернулся оттуда, чтобы сказать, прекрасен он или нет?» В подтверждение своих слов старик цитирует рубаи О. Хайяма:

Мне говорят, что она прекрасна как богиня,

Я скажу, что вкус вина прекрасней.

Наслаждайся тем, что есть,

Издалека даже барабан звучит приятно.

В одном фильме мирно уживаются рубаи О. Хайяма, которого знают почти все иранцы, и стихотворения Ф. Фаррохзад, известной в основном в среде интеллектуалов. Для Киаростами между этими двумя авторами много общего, потому что «они оба смотрели на жизнь как на временную часть смерти»[216], поэтому надо наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность. Смерть неминуема, но пока она не унесла человека, нужно получать удовольствие от жизни. Чтобы понять жизнь, стоит приблизиться к смерти, которая в фильмах Киаростами всегда приходит в свое время и ее нельзя отсрочить. В «Нас унесет ветер» и в прочих фильмах режиссера смерти сопутствует продолжение жизни. Малек умерла, но хозяйка дома, мать Фарзада, родила ребенка, на кладбище цветут деревья и ползают черепахи-долгожители, а ручей течет, унося кости, мусор и горести.

Обо всем этом рассказывает иранская поэзия, пронизывающая национальный кинематограф в целом и ленты Киаростами в частности. Если расцвет иранского кино приходится на самый конец XX — начало XXI века, то современная иранская поэзия развивалась на протяжении всего прошлого столетия. Бурные политические события всегда находили отклик в отечественной поэзии. Реформирование классической поэтической традиции, горячие споры о роли поэзии в новом модернизированном и вестернизированном обществе шахского периода, вхождение западного художественного компонента в иранскую культуру, особенно через переводы классиков иностранной поэзии XX века (Р. М. Рильке, Т. С. Элиота, В. В. Маяковского и пр.) привели к зарождению в Иране школы «новой поэзии». Нима Юшидж, Сохраб Сепехри, Форуг Фаррохзад, Ахмад Шамлу, Мехди Ахаван Салес отразили в своих произведениях моральную и интеллектуальную атмосферу эпохи.

Стихотворения Ф. Фаррохзад (1935–1967) прозвучали как самый яркий и убедительный голос поколения. В 1962 году Фаррохзад выпустила фильм «Дом — черный», ставший вехой в развитии новой стилистики иранского кинематографа и одной из немногих лент тех лет, снятых за пределами столицы. Двадцатидвухминутная документальная картина рассказывает о лепрозории, расположенном в окрестностях Тебриза, столицы Иранского Азербайджана. В фильме сочетаются два нарратива. «Неизвестный мужской голос бесстрастно, хоть и с гуманистическим посылом, описывает лепрозорий. Форуг читает свои стихи как на траурной панихиде, напоминающие одновременно мольбу и жалостливую песнь»[217]. Многие киноведы сходятся в том, что работа Фаррохзад до сегодняшнего дня остается одной из самых шокирующих картин в кинодокументалистике[218].

Влияние фильма Ф. Фаррохзад на развитие иранского кинематографа чрезвычайно велико. Лента связала достижения поэзии 1960-х годов с еще робкими попытками перенести литературный опыт на киноэкран. В 1970-е