Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб

ей компанию. В домах, куда они заглядывали вдвоем, Бэрри и избиратели, соседи Анны, травили друг другу разные истории за кухонным столом. Вместе с ней он отправился и на пикник «Мононгахелы» в Центральном парке, где помогал угощать детей мороженым и хот-догами.

В круг их общения входил знаменитый иллюзионист-«эскапист» Гарри Гудини, один из самых известных людей на планете. Анна дружила с Гудини и его женой Бесс, которые жили за углом, в четырехэтажном, обильно декорированном особняке на Западной 113-й – «изысканнейший дом, предмет мечтаний любого мага», как назвал его Бэрри. В одной из спален стоял огромный резервуар, где хозяин репетировал свои подводные высвобождения. Анна и Бэрри ужинали у Гудини по меньшей мере однажды, но известно, что общались они часто.

«С Артуром я была ужасно счастлива, все остальное теряло значение, – рассказывала Анна годы спустя. – Была без ума от него». На восемь лет старше Бэрри и внутренне взрослее, она интриговала его куда больше, чем все девочки из кордебалета, которыми он раньше увлекался. Он называл ее «моя дорогая» и «милая», полностью покорив Анну, овдовевшую всего несколько месяцев назад. «Он был добр и заботлив, любил полагаться на авось, – вспоминала она, – и всегда – романтик». Бэрри мало говорил о своем прошлом, а чтобы объяснить, откуда у него столько денег и где он проводит те дни и ночи, когда планирует и реализует свои кражи, заготовил легенду. «Своих средств у меня мало. Я большей частью занимаюсь продажами – офисная мебель, аксессуары, канцтовары. Порой мне приходится разъезжать по разным городам».

На одном из свиданий – вскоре после визита принца Уэльского на Лонг-Айленд и кражи у Косденов – Бэрри повел Анну в «Довиль». Каково же было ее удивление, когда один из менеджеров подошел к ним с поклоном.

– Есть новости от принца?

Бэрри улыбнулся и просто ответил, что новостей нет.

Они сели за столик, и тут Анна заметила, что внимание людей в клубе приковано к ним. «Все официанты наблюдали за ним и всячески старались угодить, – вспоминала она, – а посетители таращились на него, словно он до умопомрачения важная птица».

– Это он о чем? Что за «принц»? – спросила она.

– Когда в Америку приезжал принц Уэльский, мы тут посидели немного, – ответил он. – И теперь они носятся со мной, будто принц – это я.

Ей не терпелось услышать подробности, но Бэрри не стал заострять внимание на своей гулянке с августейшей особой и больше к этой теме не возвращался.

– Пусть тебя такие вещи не волнуют, дорогая.

Бэрри не собирался рассказывать ей историю о том, как он оказался в ночном клубе с наследником британского престола. И свое настоящее имя он раскрыл далеко не сразу. По его воспоминаниям, как-то вечером они столкнулись с человеком из Вустера, тот назвал его Артуром Бэрри, и пришлось сознаться.

– Зачем, – спросила Анна, – ты пользуешься чужим именем?

Его ответ они вспоминали по-разному.

Она в начале 30-х поведала прессе, что он признался: мол, деньги у него от азартных игр, да и у самого когда-то был свой игорный клуб. Но по версии Бэрри, он сказал ей, будто занимается бутлегерством. «Я немного приторговываю этим делом, отсюда и часть денег».

Подобное признание не шокировало бы ни саму Анну, ни любого из ее знакомых – сухой закон раздражал почти всех нью-йоркцев, и бутлегеров, которые не давали потоку иссякнуть, они считали не преступниками, а героями. В конце концов, даже Великий Гэтсби сколотил свое состояние на бутлегерстве.

Анна признавала, что ей было наплевать, занимается ли Бэрри темными делишками и где берет деньги. «Веселый и добрый красавец – мне этого хватало».

В декабре 1925 года они тайком уехали из города и десятого числа, на двадцать девятую годовщину Бэрри, поженились в Балтиморе. Его настоящее имя теперь стояло в свидетельстве о браке, но все нью-йоркские друзья Анны считали, что она теперь – миссис Гибсон.

Однако один из друзей отнесся к ее представительному, обеспеченному новому мужу с подозрением – Руби Гантер, который годами столовался у Блейков, работал гостиничным детективом, то есть был профессиональным скептиком и видел людей насквозь.

«Популярен среди гарлемских щеголей-кутил, – объяснил он. – У него всегда куча денег, и он тратит их, как воду».

«Я предупредил ее быть с ним начеку».

IV. Принц воров

Глава 15. Коп-академик

Лонг-Айленд. 1923–1925

Из-за мощного «хадсона», мотавшегося из стороны в сторону на дороге через лонг-айлендский городок Хемпстед, другую машину занесло, и она врезалась в дерево. «Хадсон» продолжал мчаться навстречу автозаку, ехавшему в сопровождении мотоцикла. Когда он с грохотом пронесся мимо, мотоцикл развернулся и рванул в погоню. Мили три они летели на скорости под сорок пять миль в час. Одной рукой патрульный продолжал вести мотоцикл, а другой достал револьвер и несколько раз выстрелил по шинам автомобиля. Потом дал по газам и, поравнявшись с «хадсоном», направил оружие на водителя.

– Останавливайся, или стреляю! – крикнул он.

Водитель нажал на тормоза.

К тому времени, когда к ним подъехала тюремная машина с шефом полиции в кабине, патрульный уже записывал имя водителя, который, что неудивительно, оказался пьян. Бруклинские газеты отметили «эффектный арест» на своей лонг-айлендской окраине и выяснили, что копа на мотоцикле зовут Гарольд Кинг.

На тот момент он уже три года работал в полиции Хемпстеда, небольшого городка почти в самом центре Нассо, округа в двадцати милях от крупнейшего города Штатов. Он родился в 1894 году в семье бруклинского врача и был младшим из троих сыновей. В последние месяцы войны служил в Европе мотокурьером разведывательной части. Полицейская служба в местечке, где и десяти тысяч человек не наберется, – это вереница мелких преступников и правонарушений: угоны, кражи, подростковое лихачество на дорогах в тех же угнанных машинах. Когда бездомный бедолага-ветеран разбил окно в соседнем с полицией доме лишь для того, чтобы встретить Рождество в теплой камере, Кинг просто вышел на крыльцо участка и произвел арест. Монотонная рутина порой ненадолго прерывалась погоней за пьяным водителем, помощью жертве уличного ограбления или задержанием подозреваемого в убийстве.

Но благодаря приезжим и их деньгам Нассо начал быстро преображаться. Модернизированные дороги и дешевые автомобили Генри Форда вдохновляли нью-йоркцев проводить отпуск в тихой сельской местности и даже перебираться туда жить – благо поезда железной дороги Лонг-Айленда мигом домчат тебя до Пенн-стейшн в самом центре Манхэттена, а к ужину вернут домой. В период между 1900-м и серединой 1920-х население Нассо выросло вчетверо – до двухсот тысяч человек. А поскольку среди