Газовый убийца. История маньяка Джона Кристи - Кейт Саммерскейл

в 1952 году он выпил бокал пива с членами своего профсоюзного отделения, где числился председателем. Однако, по его словам, он никогда не ходил выпить с другими председателями после их регулярных собраний возле Лондонского моста: «Мы с тремя-четырьмя делегатами всегда заходили в ночное кафе (с 21:30 до 21:44) и выпивали по чашке чая. Мистер Гулд, который был моим заместителем, подтвердит это и назовет имена других делегатов. Гулд неизменно отвозил меня домой, и чаще всего после того, как мы беседовали, сидя у него в машине. В любом случае бывало уже слишком поздно, все пабы уже закрывались к этому моменту».

Он рассказывал, что хранил у себя в квартире виски и портвейн только для того, чтобы угощать ими женщин, на которых собирался напасть. «Я хранил эти бутылки, чтобы помочь себе, а не потому, что мне нравится пить». Для Кристи, похоже, было более позорным считать себя обычным пьяницей, чем человеком, который пользовался алкоголем, чтобы облегчать изнасилования и убийства.

К этому времени Гарри прочитал тысячи слов тюремных показаний. Кристи писал аккуратным ровным почерком, его фразы были составлены размеренно и ровно, он выдавал изнуряющий, самодовольный монолог, словно повторяя удушение своих жертв. Его убийства, казалось, должны были вызывать бушующие эмоции, однако в его рассказе не было ни ярости, ни страха, ни вожделения. Агрессию и похоть он видел только в чернокожих мужчинах и белых девушках, которые находились рядом с ним; ужас и отчаяние – только в Берил и Этель. Читая бесстрастные рассказы Кристи и описания тел замученных жертв, Гарри приходилось лишь представлять себе, что чувствовали Кристи и его жертвы.

* * *

2 июня три миллиона человек наблюдали с тротуаров, окон, трибун и подмостков – под серым небом и струями дождя, – как золотая карета везла двадцатисемилетнюю королеву Елизавету из Букингемского дворца в Вестминстерское аббатство на коронацию. Еще больше миллионов глаз наблюдали за церемонией на экранах телевизоров и кинотеатров по всей стране.

После нескольких лет войны, строгой экономии и упадка в империи многие надеялись, что эта коронация станет началом новой елизаветинской эпохи мира и прогресса. Принцесса Маргарет описала воцарение своей сестры как «время Феникса», когда «все восставало из пепла»2. Уинстон Черчилль выражал благодарность за эту «сияющую фигуру», которой была благословлена Англия3. В то утро газеты сообщили, что британская экспедиция только что совершила свое первое успешное восхождение на Эверест.

В ледяной галерее Вестминстерского аббатства светский фотограф Сесил Битон рассасывал леденец, пытаясь побороть ужасное похмелье4. Ему поручили сделать официальные фотографии королевы после службы, и он так нервничал из-за этого задания, что накануне выпил слишком много. Битон облокотился на балкон, чтобы понаблюдать за тем, как пэры и пэриссы проходят между рядами в храме. В своем дневнике он писал, что они образовывали величественный поток из темного бархата и белоснежного меха, а сводчатые каменные стены возвышались над ними, словно серебряный лес. Он видел, как Черчилль поднимался к своей скамье, «трепеща массой белых лент и белых перьев в шляпе, которую держал в руке». Но больше всего Битона поразила сама королева – ее розовые щеки, туго завитые волосы вокруг диадемы на лбу, кротко сложенные руки на платье, расшитом аметистами, жемчугами и опалами. «Она все еще юная девушка, – заметил он, – с простыми и смиренными манерами».

Королева очень неохотно согласилась на телевизионную трансляцию, настояв на том, чтобы ее не снимали крупным планом. Но даже с учетом того, что телеоператоры находились на приличном расстоянии, кадры правительницы, сделанные Би-би-си, вышли более интимными, более навязчивыми из всех, которые можно было видеть раньше на изображениях с ней. В кинотеатре «Коммодор» на территории Ноттинг-Хилла зрители были поражены тем, как близко их снимали камеры5. «Мы, конечно, понимали, что это делается с помощью специальных объективов, – гласила заметка в “Уэст Лондон обсервер”, – но на мгновение нам показалось, что у камер выросли крылья, они пролетели над головами собравшихся и впились своими неумолимыми электронными глазами в лицо Елизавете II». Королева оказалась под их пристальным, немигающим взглядом.

Фрин наблюдала за церемонией на территории района Примроуз-Хилл, в доме своей подруги Рози, вдовствующей маркизы Хедфорт6. Перед началом трансляции они задернули шторы. В письме американской подруге Фрин рассказывала: «Мы сидели в темноте, завороженные (но было очень холодно, Рози выключила отопление, так как оно было электрическим, и Рози боялась, что оно может повредить телевизор)».

По словам Фрин, королева выглядела «беззащитной и очень одинокой», когда подходила к алтарю. «На ней была накинута золотая ткань, королева опустилась на колени, и ей помазали ладони рук, грудь и макушку. Все было так просто, так скромно, так тихо». Прислуга одела ее в пояс и тунику из золотой ткани, добавляя ей «золото за золотом, пока она из девочки не превратилась в символ». Елизавета «будет чудесной королевой, – писала Фрин, – но, милая моя, личная свобода для нее навсегда закончилась».

После церемонии Сесил Битон заскочил к себе в лондонскую квартиру, чтобы отоспаться, а через час отправился в Букингемский дворец. Он установил свет и камеру в Зеленой гостиной перед несколькими экранами, изображающими интерьер Вестминстерского аббатства, и попросил королеву сесть рядом с несколькими букетами роз и клематисов, которые он собрал в своем саду в графстве Уилтшир. По словам Битона, принц Чарльз и принцесса Анна, которым было четыре и два года, «вертелись в диком восторге» и не могли усидеть на месте ни минуты. Он увидел, что королева выглядит очень маленькой в своем одеянии, ее нос и руки слегка покраснели, а глаза выглядят уставшими. «Да, – согласилась она, – корона действительно становится довольно тяжелой». Он поставил позади нее лампу мощностью тысяча ватт, чтобы ее лицо сияло, а затем принялся быстро щелкать затвором.

Создав портреты новой королевы, Битон был удивлен тем, как хорошо они получились. На фотографиях, которые появились в газетах на той неделе, была изображена девушка в драгоценностях и мехах, ее свежая кожа блестела. Эта чистая, сияющая фигура резко контрастировала с оскверненными женскими телами, которые в марте были вынесены из дома десять на Риллингтон-плейс.

* * *

По просьбе Скотленд-Ярда доктор Кэмпс посетил Риллингтон-плейс со специалистом по газовому хозяйству, чтобы проверить правдивость рассказа Кристи об убийстве Берил Эванс7. Осмотрев газовые трубы, окна и размеры комнат верхнего этажа, инженер пришел к выводу, что «крайне маловероятно, если вообще возможно», чтобы Кристи травил Берил до потери сознания, как описывал: если бы в гостиной была создана столь эффективная газовая камера, чего было практически нельзя добиться, то Кристи бы сам