ЮнМи. Сны о чём-то лучшем. (Книга вторая) - Андрей Юрьевич Лукин

ЮЧжин там не такая стерва, как в некоторых прошлых снах, влюбилась вон… Песню, что ли, в самом деле написать про свою горькую судьбу. Не зря же эту мелодию ему напомнили. Как раз по настроению может получиться.

— Что с тобой, Юна? — пихает подругу в бок БонСу. — Ты уже пять минут куда-то в пустоту смотришь? Надзирательница заметит, что не работаешь, опять оштрафует.

— А? — отмирает Серёга. — Всего пять минут? Надо же! А мне показалось — почти час.

— Музыку опять, что ли, сочиняешь?

— Песню вспомнила одну очень хорошую. Только слова надо другие придумать.

— Про что песня-то? — шёпотом спрашивает сидящая через проход ДжиУ. — Про любовь?

— К чёрту любовь! — отмахивается Серёга. — Эти сопливые муси-пуси мне ещё в агентстве надоели! А песня про нас и про тюрьму. Вот такая вещь! Когда спою — обрыдаетесь.

— Как может быть хорошей песня про тюрьму? — недоумевает БонСу. — Ты ещё скажи, что тебе здесь нравится.

— Она не о том, что тюрьма — это хорошо. Она про нашу с вами горькую судьбу.

— А-а-а, — соглашается БонСу. — Тогда да, тогда сочиняй. Судьба у нас и в самом деле — горчее кимчхи.

Несколько дней спустя ЮнМи сидит на сцене с гитарой, рядом перемигивается индикаторами подключённый синтезатор.

— Первым делом я хочу поблагодарить нашего директора, госпожу НаБом, за то, что она позволила мне выступить здесь перед вами, — говорит ЮнМи, склонившись к микрофону. — И сейчас с её разрешения я спою вам свою новую песню. Я задумала её давно, но не было подходящих слов. А здесь они у меня появились. Вы послушаете и поймёте, почему это произошло. Итак, песня заключённой тюрьмы "Анян".

В зале лёгкое оживление среди слушателей, никто, кроме трёх подруг-сокамерниц, понятия не имеет, что собирается петь знаменитая Агдан. Естествено, почти все ждали, что будут именно те самые навязшие в зубах муси-пуси. А тут!.. Ну что, скажите на милость, можно спеть про опостылевшую всем девушкам тюрьму?

Звучит вступление, и ЮнМи начинает:

Нависли тучи над тюрьмой "Анян",

Все спят давно, лишь я не сплю.

Душа страдает от жестоких ран,

Ругаю я судьбу свою.

Мне снова слёзы разрывают грудь,

Но ничего уже нельзя вернуть!

Господи, как же легко можно с помощью музыки и довольно простеньких слов довести до слёз непритязательную женскую аудиторию! То, что ЮнМи не единожды проделывала со своими сонбе, она теперь ещё легче делает с этими простодушными и недалёкими, но такими отзывчивыми зэчками. Она поёт, и на неё почти не мигая смотрят сотни глаз, в которых уже стремительно набухают первые слёзы. Ориентируясь на так нелюбимый им русский тюремный шансон, Юркин не стал заморачиваться с высокохудожественными образами и слова придумал такие, как будто их сочинил на тюремной шконке какой-нибудь зэк-графоман. Отсюда и "жестокие раны" и "слёзы, разрывающие грудь". Аудиторию пробивает насквозь.

На воле кто-то обо мне взгрустнёт.

Не знала я, что будет так,

Что все мечты мои перечеркнёт

Всего один неверный шаг.

Я каждый день себя за то кляну

И искупаю здесь свою вину.

Конечно, редко какая из слушательниц готова согласится с тем, что её посадили за дело. Они здесь все "невинные жертвы судебных ошибок". И при этом почти все свято верят, что в тюрьму их привёла не собственная дурь, а тот единственный неверный шаг. И вот если бы его не было, то… Спорить с ними глупо, переубеждать бесполезно, лучше просто петь.

Песня звучит всё громче, она проникает сквозь стены и взмывает над крышами тюремных блоков. И сердца начинают стучать с перебоями, и души заходится в беззвучном плаче… И БонСу, вытирая тыльной стороной кисти бегущие по щекам слёзы, вдруг думает совершенно неожиданно для себя: как хорошо, что ЮнМи посадили в тюрьму. И тут же, слегка устыдившись, поправляется: хорошо, что меня посадили вместе с ней.

Юна поёт, и такая боль, такая печаль прорывается в её набравшем неожиданную силу голосе, что мурашками покрывается даже наблюдающая за концертом через видеокамеру госпожа директор НаБом.

Край небоскрёбов и роскошных вилл,

Из окон бьёт слепящий свет.

Ах, где мне взять ещё немного сил?

Ведь мне сидеть пять долгих лет!

О, мама, если б не сглупила я,

Была б не так горька судьба моя!

Зацепило и присутствующих надзирательниц. Вон одна из них украдкой вытирает слезинку, другая кусает губы, снимая всё происходящее на телефон. Ну и пусть снимает, песня написана не для заработка,