Эрик Булатов рассказывает. Мемуары художника - Эрик Владимирович Булатов

животные, камни, облака, так и искусственными, сделанными человеком. Естественные предметы Марселя Дюшана не интересовали, а вот предметы, сделанные людьми, стали объектом его пристального внимания. Они делаются исключительно для человека, для его пользы, удобства, удовольствия. У каждого предмета есть своя функция, ради которой он сделан. Вне своей функции он невозможен. Скажем, зачем нужны ботинки, в которых невозможно ходить? Или стул, на который нельзя сесть? Их просто выкинут. Так что реальна только функция предмета, предмет без функции нереален. Значит, если отнять у предмета его функцию, он станет ничем. Он никому ни для чего не будет нужен.

Но абсолютная бесполезность предмета как раз и открывает возможность посмотреть на него с эстетической точки зрения. Тем более что для этого есть безусловные основания. Ведь каждый искусственно изготовленный предмет должен выглядеть привлекательно, форма его должна быть красивой, иначе его просто не купят. Поэтому предмет, ставший бесполезным, может быть рассмотрен эстетически. Скажем, античные бытовые предметы, найденные в археологических раскопках, мы рассматриваем именно с эстетической точки зрения, совершенно не беспокоясь об их полезности. Стало быть, чтобы придать любому бытовому предмету эстетическую ценность, достаточно лишить его своей функции.

Как это сделать? Решение, как и все гениальное, оказалось удивительно простым. Если купить какой-нибудь бытовой предмет в соответствующем магазине, допустим, купить писсуар в магазине сантехники, перетащить в художественную галерею, где, как мы прекрасно знаем, выставляются и продаются только предметы искусства, и выставить там на обозрение и продажу, то он будет рассмотрен и оценен не как писсуар, ничем не отличающийся от тысячи таких же писсуаров, а как уникальный объект искусства. То, что Марсель Дюшан перевернул писсуар и назвал его «Фонтан», не имеет принципиального значения. Фактически он не тронул предмета, не оставил на нем ни малейшего следа краски и, лишь изменив среду его обитания, превратил его в произведение искусства.

Этот простейший жест изменил все искусство. Во-первых, он показал конец модернизма. Правда, модернизм еще долго агонизировал, но смертельный удар ему нанес именно писсуар Марселя Дюшана. Во-вторых, территория искусства чрезвычайно увеличилась. В нее включился целый мир вещей и предметов, прежде находившихся вне компетенции искусства. Наконец, оказалось, что предмет, чтобы попасть в эстетическое пространство, вовсе не обязан обладать индивидуальностью. Напротив, то, что он ничем не отличается от сотен тысяч таких же предметов, изготовленных тем же фабричным способом, ничуть не мешает ему стать объектом искусства.

Значит, сама тиражированность может быть объектом внимания, с чем потом и работали американские представители поп-арта, прежде всего Энди Уорхол и Рой Лихтенштейн. В связи с этим изменились эстетические критерии и эстетические требования. Если модернизм ценил больше всего артистический жест – «след руки художника», то теперь стала цениться механическая фабричная выработка. В самом деле, механически проведенная линия будет более прямой и точной, чем линия, проведенная рукой, а механически закрашенная плоскость будет покрыта краской более ровно, чем закрашенная кистью. Артистизм теперь выражает себя в самом жесте, демонстрирующем в качестве произведения искусства объект, никакого отношения к искусству не имеющий.

После того как Марсель Дюшан совершил революцию в искусстве, он отошел в тень. Он всерьез занимался шахматами, об искусстве вообще не хотел говорить и, казалось, вовсе от него отстранился. Дюшан умер в 1968 году, но после его смерти вдруг выяснилось, что последние 20 лет он в глубокой тайне делал одну чрезвычайно сложную, трудоемкую работу. Об этом знала только его жена, которая ему помогала. Эту работу Марсель Дюшан не сумел закончить. Но даже в таком неоконченном виде она кажется мне чрезвычайно значительной и ничуть не менее важной, чем его знаменитые ready-made. Да и сам факт, что Марсель Дюшан трудился над ней 20 лет, говорит о том, насколько эта работа была важна для него. Это та самая Etant donnes. Название у нее странное: Etant donnes: 1. La chute d’eau, 2. Le gaz d esclairade (по-русски приблизительно «Дано: 1. Водопад, 2. Газовое освещение»).

В Филадельфии, в музее, где эта работа представлена, она открывается нашему глазу не сразу, а как бы в два этапа. Вначале мы входим в небольшой музейный зал, где ничего нет. Только на противоположной стене вмонтирована в кирпичное обрамление запертая дверь. Дверь старая, деревянная, напоминающая скорее старинный портал, выглядит резким контрастом к новому, как бы отполированному пространству современного музея. Это, конечно, ready-made, но как он отличается от ready-made молодого Дюшана! Это совсем не те безличные стандартные предметы, которые изготовлялись на фабрике сотнями тысяч. Этот предмет подчеркнуто индивидуален. Он изготовлен руками и явно для конкретного помещения. Марсель Дюшан вывез эту дверь из какого-то испанского монастыря, и она несет на себе следы времени и человеческого труда.

Кажется, это все, что можно увидеть в той комнате. Вы внимательно осмотрели дверь, с некотором недоумением констатировали разницу между ней и прежними объектами… и вдруг вы замечаете, что в двери на уровне человеческого глаза имеются две дырочки, сквозь которые пробивается свет. Заинтересовавшись, вы заглядываете в эти дырки, как в бинокль, и вам неожиданно открывается совершенно другой мир – яркий, цветной, как в диснеевском фильме «Волшебник страны Оз» перед девочкой, занесенной ураганом в неведомую страну.

Неожиданное зрелище способно ошеломить зрителя, особенно знающего и привыкшего к прежним работам Марселя Дюшана. Перед нами (впервые у Дюшана!) настоящий пейзаж: трава, деревья, холмы, водопад, даже скалы, дальний лес, голубое небо с белыми облаками. Все это залито ярким светом, который, кажется, исходит сверху, даже как бы из-за пейзажа, хотя предметы не воспринимаются как силуэты против солнца. А на переднем плане, занимая его почти целиком, лежит на спине с раскинутыми ногами обнаженная женская фигура. Она держит в левой руке газовую лампу, чтобы освещать себя. Правда, практически лампа не столько освещает, сколько обозначает намерение осветить. Женщина лежит в траве, засыпанной осенними листьями, ее фигура расположена по диагонали в глубину пространства. Края вырезанных отверстий, в которые мы глядим, закрывают от нас ее голову, правую руку и ноги, раскрытые в нашу сторону, почти до колен. Надо сказать, что тело выглядит довольно странно: видно, что автор старался сделать его как можно натуральнее, и вместе с тем оно, и особенно его передний план, выглядит довольно условно. Видимо, в этом сказалась неоконченность этой дюшановской работы.

Женская поза шокирующая, что и говорить. По аналогии здесь можно вспомнить только Курбе с его «Обнаженной». Казалось бы, такая поза демонстрирует сексуальный характер авторского посыла, как многие считают, и даже видят сходство с пип-шоу, однако кроме позы в самом характере изображения