Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Хлороформ давать ему нельзя! Попробую сделать разрез, не хлороформируя…

Больной уже перестал биться. Глаза закрыты; дыхание с трудом вырывалось, все с таким же шумом, из открытого рта. Я заглянула в горло, и мне показалось, там есть что-то постороннее. Но трудно было рассмотреть, когда больной все время вырывается и дергается.

– Доктор! Там, что-то есть?!

– Где?

– В горле! Что-то черное!..

Доктор сам заглянул в горло:

– Да! Что-то есть!

Но думать было уже поздно! Другой доктор сделал разрез, и воздух со страшным свистом вырвался из легких! Больной сразу как-то опал… Дыхание стало ровным. Ему вставили в разрез резиновую трубку, и он задышал почти нормально.

– Слава богу, спасен! – сказал доктор, еще держа нож в руке.

– Ну, что вы увидели там, в горле? – заглядывая в рот, говорит он. – А, и правда! Там что-то есть! А ну-ка; дайте щипцы, держите голову… – И с небольшим усилием доктор вытащил из горла кусок мяса! Да это было и не мясо, а круглый кусок хряща от коровьего горла.

Больного забинтовали, оставили снаружи кончик резиновой трубки и с большой осторожностью унесли в палату.

– Сестра! Смотрите за ним и докладывайте мне, как он будет чувствовать себя…

Я всю ночь просидела около него; разве только на минутку отходила, когда звали другие больные. Несколько раз приходил дежурный врач:

– Ну что, сестра, все благополучно? – и смотрел пульс.

– Да! Как будто никаких угрожающих симптомов нет; спит, температура чуть выше нормальной…

– Ну, может быть, и выживет! Дай бог! Совсем еще мальчишка! – и доктор уходит.

Утром больной проснулся совершенно бодрым. Смотрит на меня серыми полудетскими глазами… Я погрозила ему пальцем: «нельзя разговаривать!», но по глазам его вижу, что он чувствует себя хорошо. Пришли врачи его осмотреть.

– Нужно отправить его в Тифлис немедленно! У нас нет серебряной трубки, а с резиновой держать опасно! – говорит доктор Михайлов, который делал операцию.

В госпитале началась утренняя работа. Я сдала свое дежурство другой сестре и собралась уходить домой. Но у самых дверей меня задержали.

– Сестра, вы куда? Видите, сколько прибыло раненых? Нужна помощь!

– Доктор, я после дежурства…

– А! Ну, хорошо. Поешьте и приходите помогать. А отдыхать потом будем. Много раненых совсем еще не осмотрены! Особенно из тех, кто ночью прибыл…

Пошла пешком. День был прекрасный. Я очень устала, но свежий воздух освежил и подбодрил меня. Около подъезда гостиницы стоял Гайдамакин.

– Гайдамакин, давай скорее горячей воды, а потом кофе. Я только поем и опять иду в госпиталь. Какие новости есть у тебя?

– К вам заезжала генеральша Зубова. Просила позвонить, как только вернетесь домой.

– Хорошо. Неси воду скорее; да и кофе вместе!!

Я помылась, выпила кофе и хотела сразу же идти обратно. Но сон и усталость взяли свое… Я прилегла и моментально заснула. Мне казалось, что я спала одну минуту, когда от стука в дверь я проснулась. Но было всего два часа дня.

– Барыня, генеральша Зубова приехали, – доложил Гайдамакин.

– Проси сюда! – я соскочила с кровати, вышла в коридор и пошла навстречу поднимавшейся по лестнице Екатерине Михайловне.

– Здравствуйте! Простите меня, что я не позвонила вам.

– Здравствуйте, Тина Дмитриевна! Что с вами? Мы с мужем забеспокоились. Не звоните, не приезжаете…

– Я работаю в госпитале! Сегодня была дежурная и сейчас опять пойду туда.

– Много раненых?

– Очень много! Не успеваем перевязывать; не хватает персонала; а новых раненых все подвозят и подвозят!.. Нас, сестер, всего только пять. У меня на руках еще кухня. Принимаю продукты; смотрю, как развешивают порции мяса и отпускают раненым еду…

– Знаете, нужно немедленно организовать общественную помощь! А насчет персонала я сейчас же заеду к медицинскому инспектору! Он у нас вчера был и говорил, что здесь много врачей и сестер милосердия, бежавших из Сарыкамыша!..

– А что нового есть о Сарыкамыше?

– Ничего пока! Никаких сообщений и никакой связи нет. Но муж говорил, что сюда пришли свежие войска и что-то предпринимают.

– Извините, Екатерина Михайловна, мне нужно идти в госпиталь.

– Я вас подвезу. А потом поеду к инспектору.

В три часа я была в госпитале. За мое отсутствие привезли еще немало раненых…

– Нет больше мест на койках! Будем класть на пол, – сказал доктор Божевский.

Но к вечеру получили телефонограмму: «Приготовиться к приему трех тысяч раненых». Поднялась целая паника! Как приготовиться?! Куда поместить еще три тысячи человек, когда помещение уже и так переполнено! Нужно теплое помещение, еда, перевязочные материалы! Нужны руки, чтобы накормить и перевязать…

Старший врач хватается за голову:

– У меня нет места и для этих-то, – показывая на лежавших и сидевших на полу раненых, которые занимали всякое свободное место.

Позвали на совещание заведующего хозяйством, врачей и даже сестер. Но в это время пришли какие-то военные и прямо обратились к старшему врачу с заявлением, что они должны обсудить с ним вопрос об устройстве новых раненых, которые уже находятся на пути в госпиталь…

Они сели за наши канцелярские столы и стали совещаться. А мы, сестры, за ненадобностью, пошли делать свое сестринское дело к нашим раненым…

– Сестра! Меня не осматривали еще, но рана очень болит; кость у меня прострелена, – говорит раненый казак.

Я нагибаюсь, чтобы посмотреть, как наложена повязка. Казак лежал на полу, укрывшись своим полушубком. Я откинула полу полушубка: нога – как бревно, толстая. Повязку прикрывала разрезанная штанина суконных шаровар.

– Сейчас я принесу что-нибудь подложить под ногу.

Я принесла большой кусок ваты и стала осторожно обкладывать под ногу, стараясь не шевелить ее. И только подсунула пальцы, сразу почувствовала горячее, посмотрела на пальцы – кровь!

– Да вы, сестрица, смелее: нога-то в лубке, – говорит казак, стараясь подбодрить меня. Я положила вату под ногу и пошла сказать доктору, что у раненого кровотечение.

– Где, где он? Несите его в операционную!

– Санитары! Вот этого – на носилки и несите в операционную.

Двое взяли носилки с раненым, а один взял его полушубок и сумку. Оставлять на полу нельзя. Казак еще не записан, и вещи его не сданы; могут пропасть – затеряться…

Принесли. Положили на стол, шаровары и кальсоны сняли; разрезали повязку, сняли лубки. Все было в крови. Доктор осмотрел рану. Нашел в ней осколки раздробленной кости.

После операции я уложила раненого на койку. Для этого пришлось снять с койки и положить на пол менее тяжело раненного.

Подошел доктор Беляев и сообщил, что решено открыть для приема новых раненых другое здание – напротив.

– Сестра! Старший врач только что распорядился, чтобы переменить повязки раненым, которые