Ефим Славский. Атомный главком - Андрей Евгеньевич Самохин

Далее Славский вспоминает, что однажды пришел к Микояну, чтобы попросить у него для перевозки руды на завод двадцать «студебекеров» – американских грузовиков, которые поставляли для фронта по ленд-лизу. Ломако его отговаривал от этой затеи: мол, ничего не выйдет – только рассердишь наркома: «Его же Сталин прямо лупит за снабжение армии». Но Славский решил дерзнуть: «Действительно, когда дело в разговоре дошло до студебекеров, которых никто из гражданских не имел, он мне категорично: «Нэт машин, дирэктор!»

Я требую, а он нервничает. Возьмет в руку карандаши, перебирает их все время, а потом бросает. Нервный очень был. Страшная нагрузка, чудовищная! Я говорю: «Анастас Иванович! Ну, поймите, я не могу столько дать алюминия. Ведь руды же с севера мне поставляют сколько? А тут дома, рядом с заводом руда, а я – на лошадях. Ну разве я смогу с лошадьми алюминия столько дать?» А он говорит: «Дирэктор, ты русский язык понимаешь? – а сам – с акцентом. – Нэт машин». Бросил карандаши и побежал. Прием был окончен».

Но на этом история не завершилась. Видимо, все же запала Анастасу Ивановичу в душу настоятельная просьба уральского директора. Ефим Павлович описывает неожиданную развязку с юмором и известной долей гордости:

«Через десять дней звонит мне Микоян: «Аврал! Как дэла, как дэла? Слушай, дирэктор! – Ефимом Павловичем никогда не называл, иногда – «товарищ Славский», а чаще – «дирэктор», – ты можешь сам собрать машины, если я тебе их доставлю в разобранном виде?» Я говорю: «Конечно, Анастас Иванович, у меня ремонтные цеха замечательные. Они могли бы и готовые машины сделать, но это долго будет». «Хорошо, – ответил Микоян, – я тебе из Владивостока отгружаю». И он мне двадцать машин «притащил». Весь Урал тогда говорил, что Славский получил двадцать студебекеров! Отдельно были колеса, отдельно – кузова и отдельно – двигатели. За несколько дней собрали машины, и двадцать машин с охраной протоптали мне маршрут от месторождения к заводу» [85. С. 22–23].

Новые участки в электролизном цехе УАЗа в 1942 году вводились один за другим, а глинозема для них не хватало. С севера эшелонам с бокситом было непросто пробиваться через узловые железнодорожные станции – ведь основной поток поездов с грузами для фронта шел на запад. Тогда Славский решил разрабатывать близлежащие «соколовские залежи», о которых ему упоминал покойный директор Богданчиков.

Хотя они были бедноваты оксидом алюминия, но зато под боком у завода. Сперва попытались доставать руду шахтным способом, но это оказалось слишком опасно. Весь «горизонт» лежал на «плывунах» – сильно обводненном грунте, который легко мог засыпать людей в шахте – однажды так чуть и не вышло. (Позже Ефим Павлович столкнется с подобной проблемой уже в атомной отрасли при разработке уранового месторождения в Учкудуке.)

Тогда решили брать бокситы «сверху» – экскаватором из открытого карьера. Но и такая разработка таила в себе опасности. Не все из них были понятны сразу. Об одном таком случае красочно повествует цитированный выше Николай Голден:

«Экскаватор добычной дергается весь, трясется, как паралитик, ходуном ходит: грунт обводненный. Как-то раз прямо на глазах у людей этот экскаватор вдруг закачался, накренился, заскользил и – на тебе! – упал набок…

О таком происшествии, конечно, тут же по телефону доложили директору завода Славскому. Ефим Палыч – фуфайку на себя! Шапку – в охапку! И – бегом на дрезину! (…)

Тем временем рудничные попробовали своими силами дело поправить. Они подогнали сорокапятитонный кран, чтобы поднять экскаватор, но так неудачно в спешке застропили, что и кран свалился тут же. Тогда пригнали на подмогу паровоз, чтобы растащить буксиром павшую технику. Но и паровоз с рельсов сдернули. Известное дело, мертвый груз разве можно цеплять? Словом, все застопорилось…

Когда директор на дрезине-то прилетел, у бокситового карьера народу изрядно уже собралось: и рудничные, и деревенские.

Голос у Славского зычный:

– Фронт! – кричит. – Нельзя подводить фронт!..

Ну, а как быть?! Боксит теперь взять невозможно. И кранов таких у нас больше нет. И в радиусе пятидесяти километров – тоже нигде нету» [51. С. 50].

В такой ситуации немудрено растеряться, «сдрейфить»: дело-то подсудное: уронить разом в карьер столько техники! А по военному времени и под диверсию можно подвести… Но Ефим Павлович в таких ситуациях не терялся и не дрейфил. А, наоборот, обретал невиданную «руководящую силу». По свидетельству Голдена, он немедленно разослал гонцов во все окрестные деревни (Соколовку, Бурнино, Кодинки, Колчедан, Черноскутово) с призывом все бросать и идти на помощь всем миром. И его послушались! Явились не только остававшиеся еще мужики, но и бабы, подростки, старики – не меньше тысячи человек!

Одни откручивали крановую стрелу, другие снимали с крана и экскаватора все, что можно снять для облегчения; третьи привязывали канаты к упавшей технике, пропуская их наверху через телеграфные столбы, как через блоки, четвертые придумывали рычаги для подъема. Славский перебегал между группами работавших, подсказывая, как лучше и что делать.

А когда дошло до вытягивания, директор вместе со всеми схватился за канат с зычным командным ревом «Навались, ребята!»

«Теперь и поверить-то невозможно, а ведь подняли эту громаду – кран! – вспоминает Николай Голден. – У некоторых даже слезы потекли. От натуги, видимо. Но как поставили площадку крана на ноги, тут же и стрелу к месту подтянули, и остальные детали подволокли. Целый день убивались там люди. Наконец собрали все, починили. И к вечеру этим краном с помощью опять же всего народа поставили на рельсы паровоз и подняли экскаватор. (…) И руда пошла на завод».

Поистине здесь сплелись воедино характер Ефима Павловича с силой его воздействия на людей и характер самого нашего народа. Народа, который может горы свернуть, если перед ним поставлена ясная цель, а впереди – «командир», вдохновляющий на подвиг личным примером. Много ли таких было в позднейшей нашей истории? Вопрос риторический.

До января 1943 года УАЗ оставался единственным в СССР производителем алюминия и силумина. Но и в 1944 году он обеспечивал 87 % общесоюзной плавки. В качестве неосновного производства здесь изготавливали алюминиевые трубы для танков, патронную ленту, артиллерийские гильзы.

Следующим трудовым подвигом после запуска обновленного УАЗа в Каменске-Уральском стало введение в строй второй очереди завода. Уже в июле 1942‐го она выдала первый металл. Четыре года перед войной возводили 1‐й глиноземный цех УАЗа. А 2‐й глиноземный во время войны построили за 10 месяцев! Фундаменты закладывали на морозе. Грунт приходилось рвать взрывчаткой. Опалубку заливали бетоном, а тот без подогрева не «схватывался». Люди трудились на холоде в мокрой скудной одежде, заболевали, попадали в госпиталь.

В самый сложный, переломный момент на УАЗ прибыл нарком Ломако,