Развод. Мусор вынес себя сам - Каролина Шевцова

большая выросла, а я все думаю - маленькая. - Подхожу ближе, сажусь на корточки перед ее креслом, чтобы быть с ней на одном уровне. - Расскажи, малышка, как так вышло? Как вы умудрились наделать столько ошибок? Я же не ругаю, мне правда важно понять, как все это исправить. Ты же хочешь все исправить? Ты поможешь мне?

Ну вот, почти идеально. Губы дрогнули, глаза наполняются слезами. И вот она уже не грозная хозяйка издательства, а моя маленькая девочка, которая не справилась.

- Пап, это так сложно! - всхлипывает, вытирая ладонью щеку. – В Болонье вообще про такое не рассказывают! Я думала, что буду самая умная, а на самом деле… Я не знала! Я не представляла, как мама все это тянет! Без нее все просто посыпалось! А когда я позвонила ей, чтобы попросить помощи, она сказала, что занята. Занята! Представляешь?

В ее голосе - неподдельная обида. Такая настоящая, такая… детская. А детей обижать нельзя, тем более, что у нас с Анисой кроме Регины и нет никого.

Я глажу ее по руке, бормочу что-то утешительное, а сам думаю, какая моя бывшая все-таки стерва. Наш конфликт - это одно, но бросать фирму, сотрудников, единственного ребенка!

Ладно. Я и с ней поговорю. И это исправлю.

- Пап, а что ты будешь делать? – Регина смотрит на меня глазами, полными детской веры в мое всемогущество.

Я тяжело вздыхаю, встаю и отхожу к окну.

- Буду латать дыры, дочка. Найду деньги. Закажу срочную печать в «Парето». Сделаю поставку к двадцатому числу. Год закрою если не с прибылью, то хотя бы без долгов.

- То есть мы ничего не заработаем? - всхлипывает она.

- На этих книгах - нет. Но заработаем на другом. На громком имени. – откашливаюсь, потому что… когда я говорю об этой женщине голос против воли хрипит, как у подростка. - На Нике Зельбер.

Я ловлю на себе удивленный взгляд и спешу перевести разговор в деловое русло.

- Вот твоя задача: нужно сделать такой договор, чтобы она согласилась работать именно с нами. Ты же у нас лучший переговорщик, этому тебя в Болонье учили? – Регина неуверенно кивает. – Вот и ладушки, займись нашей будущей звездой.

На самом деле, я просто хочу убрать Регину от технических вопросов, где она, как выяснилось, ни хера не шарит. Правильно сказала дочка, она не Аниса. Во всем, в том числе в умении держать все под контролем. И уже за два месяца доказала мне это, полностью развалив тех отдел.

Регина, кажется, успокаивается. Встает, чтобы пойти со мной на кухню, как вдруг снова замирает. И снова странно смотрит на меня, принюхиваясь.

- Чем пахнет?

- Не знаю…

Я и правда не знаю. С тех пор как жена ушла из дома, здесь не пахнет ничем. Вообще. Ни вкусной едой, ни чистотой, ни теплом, ни уютом. Поэтому я честно тушуюсь от странного вопроса дочки. Чем тут пахнет… холостяком типа меня, чем еще?

- Духами, - морщится Регина, - женскими.

В голове проносится имя Лизы. Но вслух я говорю другое:

- Аниса! Она забыла на полке флакон, а я вот… иногда распыляю, когда становится совсем плохо. Я все-таки очень любил твою мать.

Я рассчитываю, что это ее растрогает. Настолько, что она даже не подумает в сторону любовницы, которая почти что поселилась в моем доме. Но вместо умиления на лице дочки появляется странная гримаса.

- Ты бы определился! - шипит она. – Будь последовательным, раз ушел от жены, то все, с концами! А то скучает он, видите ли, духи ее нюхает! Все вы мужики одинаковые! Строите из себя волков, а сами как псы домашние – чуть что, к ноге хозяйки!

Регина резко разворачивается, чиркнув по полу каблуками сапог, и вылетает из комнаты, громко хлопнув дверью.

А я остаюсь стоять посреди гостиной в полном недоумении. Что это было? О чем она вообще?

Глава 22

«...его губы обжигающе медленно скользят вниз по ее шее, а пальцы дрожат, расстегивая непослушную пуговицу на ее порочной блузке...

Так стоп.

Не перебор ли с прилагательными? Блузка непременно порочная, пуговица отбилась от рук и вечно никого не слушает, а пальцы должны дрожать, как с запоя.

Иначе роман не роман. Я со стоном откидываюсь на спинку кресла. Нет. Это никуда не годится! Из страсти мы скатились в какой-то дурацкий фарс. Я опускаю голову на клавиатуру и несколько раз бьюсь по ней лбом. asdfghjklpppzzzxxx... - появляется на экране шрапнель из букв.

И даже в этом больше смысла, чем в моем тексте! Я устала. Боже, как же я устала! Работать как проклятая. Придумывать то, чего сама никогда не испытывала. Строить из себя ту, кем не являюсь. Холодную, неприступную, далекую Нику Зельбер. Я ведь не она! Я - Аниса. Простая. Понятная.

Все вокруг меня как с цепи сорвались. Рая грозится выгнать из дома, если не будет новой «проды», почта ломится от десятков предложений о встрече, спонсорстве, издании или интервью, под каждой главой не на жизнь, а на смерть бьются разделившиеся на два лагеря и даже завхоз в «Слове» - бабушка божий одуванчик – была замечена за чтением Ники Зельбер.

Все ее обожают.

Я – ненавижу!

Может потому что завидую? Завидую сама себе, это даже звучит нелепо, но, тем не менее, это так. Ника легкая, Ника веселая, Ника горячая штучка и выдумщица, а я… бьюсь лбом о клавиатуру, пока никто не видит. Или все-таки видит?

- Аниса, милая, - слышу насмешливый голос Бори, - ты тестируешь какой-то новый метод работы, о котором я не в курсе?

Муж, скрестив руки на груди, подпирает плечом дверной проем. Явился без приглашения, зашел без стука. Надо как-то подкупить завхоза, чтобы она выписала мне на дверь замок. Иначе продыху не будет от таких вот нежданных гостей.

- Я зайду?

- Нет, - отвечаю тотчас, но кто бы меня слушал.

Боря отталкивается от наличника и вваливается в кабинет, с таким видом, будто всё вокруг, включая меня саму, принадлежит Его Высочеству.

- Найдется место для дорогого супруга?

И не дождавшись приглашения, плюхается на единственное в кабинете кресло.

- Аниса, - его голос тихий, почти что ласковый, звучит так, что у меня кожа покрывается нехорошими мурашками. - У меня к тебе