Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— Сеньор всегда может потребовать у вассала возврата феода, — заметил Волков меланхолично, сам думая при этом: «И вассалу придётся поместье вернуть, если, конечно, он не построит хороший замок на берегу большой реки, о который сеньор может и зубы поломать».

— Если сеньор не хочет раздразнить других своих вассалов, лучше ему всё-таки для того иметь хороший повод, — не согласилась с ним принцесса и продолжила рассуждения: — А какой повод может быть лучше анафемы? Ну, разве что открытое предательство.

«Нет, она точно не глупа!».

Он не успел ничего ей сказать, так как пришёл Кляйбер и сообщил:

— Господин, вода согрелась.

— Я должен вас оставить, Ваше Высочество, — сказал ей генерал, и она ответила ему:

— Барон, ненадолго, прошу вас.

— Конечно же, — ответил он и ушёл мыться.

А пока мылся, стал думать об их разговоре, о том, что доход эта дорога и вправду приносит хороший. Кляйбер ему помогал вымыться, пока фон Готт был при принцессе. А после омовений генерал почувствовал себя заметно бодрее, несмотря на то что начали сгущаться сумерки. Жаль, что одежды у него не было чистой. Ну, это он надеялся исправить завтра утром; в его карете, что осталась со слугами в трактире, был сундук с чистой и хорошей одеждой. Ещё ему придали бодрости женские крики, что доносились от дороги. Это сержант воздавал должное Жуже или Гошпе. И те кричали истошно. Бич — дело нешуточное, двадцать ударов, произведённых настоящим палачом, отправляют крепкого мужика хворать, лежать на пузе месяц, пока разодранная кожа на спине зарастёт. Пусть сержант даже и бьёт женщин вполсилы, всё равно бабам сейчас несладко.

«Вон как орут. Ничего, ничего… „И по делам вашим воздам вам!“ — вспоминал он. — Надеюсь, маркграфиня слышит эти крики!».

Волков, признаться, поспал в карете во время пути и теперь хотел есть. Поэтому он торопился, к тому же его принцесса о том просила. И вскоре он уже был у костра на своих мешках. И теперь ему принесли еду, простую солдатскую. Горох с салом. И тут он подумал, что такое принцесса есть не станет, но та ела, хотя просила себе немного. И он тогда говорит:

— Ваши обидчицы получили по заслугам. Уже раскаялись, думаю.

— Я даже тут слышала, — отвечала маркграфиня. И вдруг засмеялась. — Пусть их ещё потом святые отцы с пристрастием расспросят. А я ещё порадуюсь.

Она была так задорна? Волков взглянул на неё с некоторым удивлением: что это с нею? И заметил, что женщина весела, и у неё горят глаза. А тут маркграфиня берёт свой стакан и допивает всё, что было в нём. И уже в третий раз просит кашевара, что был тут же, снова его наполнить.

«Ах вот оно в чём дело! — догадывается барон. — Пиво-то крепкое».

⠀⠀

⠀⠀

Глава 41

⠀⠀

Фон Готт и ещё два солдата сидели невдалеке от костерка, что освещал их ужин. Они все чертовски устали и ждали, когда же им назначат замену, так как не спали уже Бог знает сколько, хотели есть и хотели того самого дурного пива, которое пили маркграфиня и барон. А те и не думали про них. Посему фон Готт вздыхал и думал, что вот-вот встанет и попросит у сеньора отдыха.

А принцесса тем временем рассказывала, как ночевала прошлую ночь в карете, забыв про, как обещала к этим каретам не приближаться. И говорила про удобное ложе, что устроил ей оруженосец Волкова. А тот всё устроил по дорожному обычаю, уложив в телегу мешки, а на мешки перину. Для ночлега вполне удобно, если по дороге вы не нашли нормальный постой. Они с принцессой уже закончили ужин, и женщина, болтавшая без умолку всю трапезу, в который раз благодарила его за удивительное спасение от кровавых колдунов, а под конец она не поленилась, привстала и протянула ему руку, словно в награду. Он поцеловал её руку. Он, ещё сидя подле принцессы, слушая её и глядя на неё, уже ощущал ту магическую силу женской притягательности, что исходила от неё, а тут Волков ещё и ощутил её кожу губами. А после почувствовал, как её пальцы сжали его руку. Он поднял на неё глаза. Было уже темно, а света костра мало, но даже тут он без труда различил в её лице… теплоту, а может быть, даже нежность. И женщина, как в подтверждение, ещё и взяла его ладонь и второй своей рукой.

Фон Готт и два солдата, сидевшие недалеко от её кареты, вежливо старались не смотреть в их сторону, а кашеварам, что суетились у котлов, солдатам, что получали порцию пива, явно тоже было не до них, и тогда генерал произнёс негромко:

— Возможно, вам пора спать, Ваше Высочество.

— Да, — отвечала она, и в голосе её генерал без труда уловил дрожь. — Кажется, мне и вправду пора к себе.

— Я провожу вас, — Волков встал и отпустил её руки, чтобы окружающие не подумали чего.

Но провожать нужно было едва ли десять шагов, и он довёл принцессу до её кареты, откинул ступеньку и открыл ей дверцу.

— Прошу вас, Ваше Высочество.

Она взошла в карету, а он поднял ступень и закрыл за нею дверь. И тут маркграфиня выглянула в окошко, её взгляд был полон удивления: барон, а вы? И тогда он ей сказал, мягко и с намёком в голосе:

— Ложитесь спать, Ваше Высочество, у меня есть ещё одно маленькое дельце.

Она явно ничего не понимала, но он только улыбнулся ей и снова поцеловал руку. Нет, ни в коем случае он не собирался упускать свой шанс. Тем более, что эта женщина ему нравилась, просто генерал не хотел забираться ночью в карету принцессы на глазах у её стражей и кашеваров с солдатами. А посему… Попрощавшись с нею для вида, он прошёлся по лагерю, но недолго, уж больно его влекло к ней. Потом генерал пошёл обратно, но на сей раз подошёл к карете с тёмной стороны. Увидел её лицо в полумраке. И, убедившись, что на него никто не смотрит, открыл дверцу и быстро забрался внутрь.

И тут же почувствовал её запах, запах женщины и… пива. Она сама, первая, протянула к нему руки, обняла его за шею очень крепко, словно боялась, что он убежит, и поцеловала в губы так страстно, как его не целовали уже давно. Потом оторвалась