Города - Вальтер Беньямин

ним приспособлена местная жизнь, и лишь по этому укладу ее можно понять. В Москве жизнь зимой на одно измерение богаче. Пространство меняется в буквальном смысле в зависимости от того, теплое оно или холодное. Жизнь на улице идет как в замерзшем зеркальном кабинете, всякая остановка и раздумье даются с невероятным трудом. Требуется полдня готовиться к тому, чтобы бросить надписанное письмо в почтовый ящик, и необходимо волевое усилие, чтобы, несмотря на суровый холод, зайти в магазин за покупкой. Но если удалось попасть в кафе или закусочную, то неважно, что на столе – водка, которую здесь настаивают на травах, пирог или чашка чая: тепло превращает само текущее время в опьяняющий напиток. Утомленный поглощает его как мед.

20

В день смерти Ленина многие появляются с траурными повязками. По всему городу по крайней мере на три дня приспускают флаги. Однако многие флажки с черной повязкой остаются висеть неделю или две. Российский траур по мертвому вождю, безусловно, не сравнить с поведением других народов в такие дни. Поколение, прошедшее Гражданскую войну, стареет, если не от времени, то от испытанного напряжения. Похоже, что стабилизация внесла и в их жизнь спокойствие, порой даже апатию, какие появляются обычно лишь в достаточно преклонном возрасте. Команда «Стоп!», которую партия вдруг дала военному коммунизму, введя НЭП, была серьезнейшим ударом, сбившим с ног многих бойцов партийного движения. Тысячи сдали тогда партбилеты. Известны случаи такого разложения, когда за несколько недель твердые испытанные партийные кадры превращались в растратчиков. Траур по Ленину для большевиков одновременно и траур по героическому коммунизму. Те несколько дней, которые отделяют нас от него, для русского сознания – долгий срок. Деятельность Ленина настолько ускорила ход событий в его эру, что его личность быстро стала историей, его образ стал видеться отдаленным. Однако в историческом восприятии – в этом его отличие от пространственного – удаление означает не уменьшение, а увеличение. Сейчас действуют другие приказы, чем во времена Ленина, хотя лозунги остались те же. Каждому коммунисту разъясняют, что революционная работа настоящего времени – не борьба, не гражданская война, а строительство каналов, электрификация и индустриализация. Революционная сущность настоящей техники проявляется всё более очевидно. Как и всё, происходит это (с полным основанием) именем Ленина. Это имя становится всё более значительным. Показательно, что в трезвом и скупом на прогнозы отчете английской профсоюзной делегации сочли необходимым упомянуть, что, «когда память Ленина обретет свое место в истории, этот великий русский революционный реформатор может быть даже объявлен святым». Уже сегодня его культ простирается безгранично далеко. Есть магазин, торгующий его изображениями как особым товаром во всех размерах, позах и материалах. Его бюст стоит в ленинских уголках, его бронзовые статуи или рельефы есть в крупных клубах, портреты в натуральную величину – в конторах, небольшие фотографии – на кухнях, в прачечных, в кладовых. Его изображение есть в вестибюле Оружейной палаты в Кремле, подобно тому как на прежде безбожном месте обращенные язычники устанавливают крест. Постепенно вырабатываются канонические черты этого изображения. Широко известное изображение Ленина-оратора – наиболее частое. Но всё же еще более эмоциональным и близким оказывается, пожалуй, другое: Ленин за столом, склонившись над Правдой. Такое пристальное внимание к эфемерному газетному листу проявляет диалектический заряд его сущности: взгляд безусловно обращен в будущее, но сердце его неустанно заботится о том, что происходит в настоящий момент.

Париж, столица девятнадцатого столетия

Сини воды, и растенья розовы;

Вечер сладок для взоров;

Все идут на прогулку. Гуляют солидные дамы;

За ними пускаются дамы попроще.

Nguyen-Trong-Hiep: Paris, capitale de la France. Recueil de vers. Hanoi, 1897. Poesie XXV[71].

I. Фурье, или Пассажи

De ces palais les colonnes magiques

A l’amateur montrent de toutes parts,

Dans les objets qui étalent leurs portiques,

Que l’industrie est rivale des arts.

Nouveaux tableaux de Paris. Paris, 1828. I. P. 27[72].

Бо́льшая часть парижских пассажей возникает в течение полутора десятилетий после 1822 года. Первое условие их возникновения – расцвет текстильной торговли. Начинают появляться magasins de nouveautés[73], первые заведения, державшие склады товара прямо на месте. Они – предшественники универсальных магазинов. То было время, о котором Бальзак писал: «Le grand poème de l’étalage chante ses strophes de couleurs depuis la Madeleine jusqu’à la porte Saint-Denis»[74]. Пассажи – центр торговли предметами роскоши. В их обустройстве искусство поступает в услужение торговцу. Современники не устают ими восхищаться. Долго еще они остаются точкой притяжения для иностранцев. Один Иллюстрированный путеводитель по Парижу сообщает: «Эти пассажи, последнее изобретение индустриальной роскоши, представляют собой крытые стеклом, облицованные мрамором проходы сквозь целые группы домов, владельцы которых объединились для такого рода предприятий. По обеим сторонам этих проходов, освещаемых сверху, идут рядами элегантнейшие магазины, так что один такой пассаж являет собой целый город – если не мир – в миниатюре». Пассажи – то место, где впервые явилось газовое освещение.

Второе условие для возникновения пассажей – появление металлоконструкций. Ампир видел в этой технике вклад в обновление зодчества в древнегреческом духе. Теоретик архитектуры Бёттихер высказывает общее убеждение, говоря, что «в отношении художественных форм новой системы» должен вступить в силу «формальный принцип эллинистического толка». Ампир – это стиль революционного террора, для которого государство является самоцелью. Как Наполеон не понимал функциональной природы государства как орудия господства класса буржуазии, так архитекторы его времени не понимали функциональной природы железа, благодаря которому конструктивный принцип обрел господство в архитектуре. Эти архитекторы строили несущие балки по образцу помпейской колонны, а фабрики по образцу жилых домов – как впоследствии первые вокзалы будут подражать шале. «Конструкция играет роль подсознания». И тем не менее понятие инженера, вышедшее из революционных войн, начинает утверждаться в своих правах, а между конструкторами и декораторами, между École Polytechnique и École des Beaux-Arts[75], начинается борьба.

С железом впервые в истории архитектуры появляется искусственный строительный материал. Этот материал лежит в основании развития, темп которого по ходу столетия всё ускоряется. Решающий импульс это развитие получает тогда, когда выясняется, что локомотив, с которым экспериментировали с начала двадцатых годов, применим лишь на железных рельсах. Рельс становится первой монтируемой железной деталью, предшественником балки. В жилых постройках железа избегают и используют его в пассажах, выставочных павильонах, вокзалах – в постройках, служащих транзиторным целям. Одновременно расширяется архитектурная область применения стекла. Общественные предпосылки для его