Россия и Европа - Николай Яковлевич Данилевский

организации и принимающего, например, Новую историю, или историю цивилизационного периода германо-романского племени, за непосредственную ступень развития всего человечества); хотя как эти формы развития, так и соответственные им формы свободы равно национальны и обусловливают друг друга. Так, например, религиозный деспотизм римского католичества принимается за национальную принадлежность европейских народов; а анархическая свобода протестантизма – за общечеловеческую форму христианства; или религиозная нетерпимость и вмешательство церкви во все государственные, гражданские и семейные отношения почитаются узконациональным явлением, свойственным Средним векам, то есть национальному периоду жизни европейских народов, а религиозный индифферентизм и государственный атеизм с гражданскими браками и т. п. – за явление общечеловеческое; монархический феодализм – за явление национально-германское, а конституционализм на английский лад – за явление общечеловеческое. В такую же точно противоположность ставят: феодальное крепостное право – с неограниченной личной экономической свободой, то есть пролетариатом и коллективным рабством; цехи и корпорации – с экономической неурядицей, выражаемой формулой «Laissez faire, laissez aller»[21]; меркантилизм и эксплуатация колоний – с фритредерством. Но каковы бы ни были причины, заставляющие смешивать национально-европейское с общечеловеческим, нам надо рассмотреть, можно ли вообще противополагать национальное общечеловеческому?

Человечество и народ (нация, племя) относятся друг к другу как родовое понятие – к видовому; следовательно, отношения между ними должны быть вообще те же, какие вообще бывают между родом и видом. Возьмем же для примера какой-нибудь общеизвестный род, например растительный род – малину или животный род – кошку. Я не думаю делать никаких унизительных для человека сравнений, а только хочу выяснить отношения видового понятия к родовому на осязательных примерах. В понятие рода входит то, что есть общего во всех видах. Таким образом, род малины характеризуется цветком, похожим на маленькую розу, с чашечкой о пяти разрезах (а не о десяти, как у земляники), с плодом, составленным из отдельных ягодок или просто сухих костяночек, вместе слепленных и надетых, как колпачок, на коническое полукругло-выпуклое окончание стебелька. Род кошки характеризуется круглой головой и тупым рылом, определенной формою, расположением и числом зубов, пятью пальцами на передних и четырьмя на задних лапах, с выпускными когтями. Очевидно, что ни малины, ни кошки как рода мы себе вовсе представить не можем. Это нечто отвлеченное, неполное; для того чтобы получить действительное существование и сделаться удобопредставляемым, оно требует себе дополнений. Цветок и плод известной формы должны получить известный цвет, соединиться с известной формой листьев и стеблей, и все это должно быть травой или кустарником. С этими дополнениями родовые свойства малины образуют более определенные понятия садовой малины, ежевики, морошки, поленики и т. п., принадлежащих к роду малины. Так же точно с кошачьими отличительными чертами зубов, лап, когтей и т. п. соединяются: различного размера тело, различной длины хвост, присутствие гривы, круглый или щелеобразный зрачок, уши с кисточками или без кисточек на конце, шерсть одноцветная, полосатая или пятнистая и т. д. и образуют определенные формы льва, тигра, барса, рыси, домашней кошки и т. д., которые все принадлежат к кошачьему роду. Род, понимаемый в этом смысле, есть только отвлечение, получаемое через исключение всего, что есть особенного в видах; это – сумма свойств всех видов, за вычетом всего, что есть в них необщего всем им, и потому род есть нечто в действительности невозможное, по своей неполноте нечто более бедное, чем каждый вид в отдельности, который, кроме общеродового, заключает в себе еще нечто особенное, хотя это особенное и менее существенно, менее важно, чем общее.

Но род может быть понимаем в ином смысле. Именно: то, что в нем есть общего, может для своего осуществления соединиться с особенностями, но только с известными, почему-то ему соответствующими, а не со всякими возможными особенностями. Общемалинное может соединяться с травянистой формой, с широким округленным простым листом, с белой окраской цветка, с оранжевой окраской плода – и образовать морошку; или с кустарниковой формой, со сложным, состоящим из пяти отдельных листочков, листом, с черной окраской плода – и образовать ежевику; но не может соединяться с древесной формой, с длинным узеньким листом, с желтой окраской цветка, с белой окраской плода и т. д. Так же точно общекошачье может соединяться с средним ростом, с гладкой одноцветной плотно прилегающей жесткой шерстью, с оканчивающимся шишкой хвостом, с гривой, с круглым зрачком – и образовать форму льва; или с маленьким ростом, с мягкой шерстью, с продольным, щелеобразным зрачком – и образовать форму домашней кошки; но не может соединяться с волосистым хвостом, как у лошади, с пушистым, как у белки, с висячими ушами, как у слона, с прямоугольным поперечным зрачком, как у оленя, и т. д. Следовательно, в каждом родовом понятии, кроме отвлеченной совокупности его признаков, заключается еще способность дополняться известным только образом – для своего осуществления в действительности, – способность, которая теоретически неопределима, а только эмпирически исследуема. Если эту способность, лежащую в сущности (или в идее) рода, присоединить к отвлеченному родовому понятию, то род будет состоять не из того только, что общо всем его видам, а из этого общего с прибавкой всех тех дополнений, к которым он способен. В этом смысле род не будет уже одним отвлечением, а ему будет соответствовать нечто реальное, только не в одном существе, – одновременно и одноместно, а лишь в разных существах, – разновременно и разноместно осуществимое. В этом смысле род малины не будет заключаться в отвлеченном понятии общего между садовой малиною, ежевикою, костяникою, морошкою, поленикою, а в совокупности малины, ежевики, костяники, морошки, поленики и т. д. Род кошки – не в отвлечении общего между львом, тигром, барсом, кошкою, рысью, а в реальной совокупности всех их. В первом смысле род есть только общевидовое, и в этом смысле понятие «родовое» будет ýже и ниже всякого видового в отдельности; во втором же смысле род будет всевидовое, и потому – шире и выше всякого вида. Для избежания недоразумений надо еще прибавить, что это отношение родового к видовому совершенно независимо от того генетического представления, которое мы соединяем с понятием о виде, – то есть независимо от того, представляем ли мы себе вид как нечто генетически самобытное, непосредственно созданное, или только с течением времени, под влиянием внешних обстоятельств дифференцировавшееся, осамобытившееся; ибо все сказанное о настоящих родах и видах в естественно-историческом смысле прилагается вполне к отношению пород или разновидностей (в которых никто не предполагает генетической самобытности) к видам. Понятие о лошади в обыкновенном не систематически научном смысле – точно такое же отвлечение, не дающее никакого полного реального представления, как и зоологическое понятие о роде кошки; потому что всякая лошадь