Стой! Пропуск! - Василий Николаевич Богданов

что враг рядом. Помкомвзвода выстрелил в темноту из нагана, бросил гранату, а за ней другую. Вслед за разрывами гранат с трех сторон послышались крики, раздались беспорядочные винтовочные выстрелы, застрочили пулеметы. Японцы поднялись и пошли в атаку. Несколько сот японских солдат и офицеров шло на пятерых пограничников. Но под прикрытием темноты, не отвечая на стрельбу противника, Чернопятко удалось вывести свою группу из неминуемого окружения. А с той стороны подходили все новые и новые сотни японцев. Ружейно-пулеметная стрельба, взрывы гранат, заранее заложенных пограничниками фугасов — все слилось в сплошной гул.

Так в полночь с 30 на 31 июля начался на Заозерной бой, который не стихал до 11 августа.

Всю ночь волна за волной следовали атаки японцев. По Заозерной начала бить японская артиллерия. Было видно явное намерение противника, несмотря ни на какие потери, овладеть Заозерной. Начальник заставы отчетливо понимал, что это уже не обычный пограничный инцидент, а крупный вооруженный конфликт. Терешкин не знал, что для прорыва границы японцы бросили целый полк, но он видел, что против него наступает не рота и не батальон.

В бою врагов не считают, их бьют. И задача стоит вполне определенная: задержать японцев до подхода частей Красной Армии. Успешно отбив очередную атаку, лейтенант Терешкин решает до наступления рассвета сбросить японцев с занятых ими позиций. Он поднимает пограничников в контратаку. Контратака удалась. Противник не принял ее, отступил. Но отступил всего на несколько десятков метров. Здесь, у подножия сопки, он залег и с новой яростью возобновил огонь. Наступили наиболее напряженные моменты обороны Заозерной.

В описании подвига пограничников — героев Хасана — так рассказывается о них:

«...Лейтенант Терешкин был ранен, но все же заменил пулеметчика Тараторина, тяжело раненного осколком гранаты. Сапер Шмаков (из группы лейтенанта Виневитина; в разгар боя группа Виневитина действовала вместе с пограничниками заставы) под руководством Тараторина стал набивать пулеметные ленты. Из темноты подполз Чернопятко. Лейтенант приказал ему уничтожить группу врагов, подбиравшихся с фланга. Чернопятко исчез в темноте. До лейтенанта донеслись взрывы гранат, через несколько минут Чернопятко вернулся за новым поручением. Так повторялось несколько раз. Вид Чернопятко был страшен: лицо его почернело от копоти; шинель превратилась в лохмотья. Неоднократно вокруг него возникали огненные смерчи взрывов, которые вот-вот могли уничтожить смельчака, но он выходил из них невредимым...»

Начинало светать. Бой вспыхнул с новой силой. То на одном, то на другом участке завязываются рукопашные схватки, беспрерывно рвутся гранаты, строчат пулеметы, щелкают винтовочные выстрелы. Никто не заметил, как упала граната рядом с пулеметом Терешкина, и, пошипев две-три секунды, оглушила его своим взрывом. Осколком лейтенанту перебило руку выше локтя. Через несколько минут взрывом снаряда его пулемет был исковеркан, а сам Терешкин получил третье ранение, на этот раз в бедро. Истекая кровью, Терешкин с трудом перебрался на правый фланг, где вел бой лейтенант Христолюбов, а оттуда — к палатке, на перевязку.

Искалеченный, но готовый и дальше сражаться, вернулся Терешкин к бойцам. Своей отвагой он воодушевлял пограничников на ратные подвиги, руководил новыми контратаками. Он получил еще четыре ранения, но не покинул поле боя. И только после восьмого по счету ранения он потерял сознание. Тогда кто-то из командиров снял с себя плащ, в рукава его бойцы просунули винтовки, а концы плаща подвязали ремнями. На сделанные таким образом носилки пограничники положили раненого лейтенанта и ползком (подняться было нельзя) понесли его в безопасное место.

— Оставьте меня и спасайтесь сами, — проговорил очнувшийся Терешкин. — Вы еще молоды.

— Спасемся или погибнем, но вместе, — ответил Батаршин.

— Батаршин, — признал Терешкин.

— Слушаю вас, товарищ лейтенант.

— Вы здесь? Оставьте меня...

Батаршин... Позавчера он посылал Батаршина с группой бойцов на помощь лейтенанту Махалину. Некоторое время эта группа держала оборону у самой черты границы, в двухстах метрах от Заозерной. Вечером 30 июля он поручил Батаршину охранять ответственный участок — падь, где вероятнее всего мог накапливаться противник. На этом участке в ночь с 30 на 31 Батаршин и вступил в первый для него бой. Вместе с несколькими пограничниками он дрался против роты японцев. Потом выполнял обязанности связного. При свете взрывов, под градом пуль, он разыскивал командиров отделений и передавал им приказания Чернопятко. Под утро, после многочасового боя, когда появилось много раненых, ему поручили обеспечить их эвакуацию. Выполняя эту задачу, он и встретился с начальником заставы.

«Спасемся или погибнем, но вместе», — ответил Гильфан лейтенанту. В этих словах был весь Батаршин: все сделать, все предпринять, но спасти товарищей, любимого командира.

Нелегко было это сделать под ураганным огнем противника. Кругом свистели пули, иссякли силы, раненые часто останавливались. Гильфан уползал вперед, осматривая местность и, убедившись, что впереди относительно безопасно, возвращался, чтобы помочь товарищам продвинуться еще на несколько метров. После одной из таких разведок Батаршин сказал: «На нашем пути танкетки. Миновать их никак нельзя. Чьи они — неизвестно. Я пошел. — Он приготовил гранату, взял в руку наган. — Если у танкеток наши — вернусь с помощью». Раненые, оставшиеся в камышах, с волнением наблюдали за Гильфаном. К счастью, танкетки оказались советскими. Они первыми из подразделений Красной Армии прибыли на помощь пограничникам.

Более двух километров от сопки до берега озера раненые ползли по камышам. С помощью Батаршина они преодолели это расстояние. Затем им надо было переправиться через неширокую излучину озера. Измученным людям, конечно, сделать это было не под силу, тем более, что каждый с собой нес оружие. И здесь пришел на помощь Батаршин. Он предложил всем раздеться и восемь раз переплывал с берега на берег, помогая товарищам, переправляя их оружие и обмундирование. Переплывая озеро в первый раз, Гильфан обронил в воду наган. Но он не забыл и о нем. Когда все восемь человек с их оружием и одеждой были на той стороне озера, он вернулся и разыскал на дне оброненный револьвер.

А на Заозерной продолжался бой, жаркий, напряженный. После Терешкина общую команду принял на себя помкомвзвода Чернопятко. Своим героизмом и отвагой он воодушевлял бойцов, проявляя поистине богатырское самообладание, находчивость, смекалку. Он успевал всюду, где было опасно: то он ложился за пулемет и поливал свинцом японцев, то поднимал пограничников и вел их в атаку.

Так же как Бигус и Кособоков на Безымянной, Чернопятко на Заозерной заметил, что японские гранаты, летевшие в наши окопы, не разрываются в воздухе. Помкомвзвода использовал это «свойство» японских гранат и успешно возвращал их назад. Гранаты рвались в цепи наступающих японцев. Примеру Чернопятко