Пушкин. Болдино. Карантин. Хроника самоизоляции 1830 года - Михаил Яковлевич Визель

то дождь, то солнце. А теперь нашла тучка… Вам угодно было спросить у меня совета насчет пути, по которому препроводить Вам к государю просьбу о временном вспоможении: думаю, всего лучше и короче чрез А. X. Бенкендорфа. Он человек снисходительный, благонамеренный и чуть ли не единственный вельможа, чрез которого нам доходят частные благодеяния государя.

Препоручая себя Вашему благорасположению, имею счастие быть с глубочайшим почтением и сердечной преданностию, милостивый государь, Ваш покорнейший слуга

Александр Пушкин.

9 сентября 1830

С. Болдино

Милостивый Государь

Аѳанасій Николаевичь Изъ письма, которое удостоился я получить съ крайнимъ сожалѣніемъ замѣтилъ я что Вы предпологаете во мнѣ недостатокъ усердія. Примите, сдѣлайте милость, мое оправданіе. Не осмѣлился я взять на себя быть ходатаемъ по Вашему дѣлу, единственно потому что опасался получить отказъ, не впору приступая съ просьбою къ Государю или Министрамъ. Сношенія мои съ правительствомъ подобны вешней погодѣ: поминутно то дождь то солнце. А теперь нашла тучка… – Вамъ угодно было спросить у меня совѣта на щетъ пути по которому препроводить Вамъ къ Государю просьбу о временномъ вспоможеніи: думаю, всего лучше и короче чрезъ А. Х. Бенкендорфа. Онъ человѣкъ снисходительный, благонамѣренный и чуть-ли не единственный вельможа чрезъ котораго намъ доходятъ частныя благодѣянія Государя.

Препоручая себя Вашему благоразположенію, имѣю щастіе быть съ глубочайшимъ почтеніемъ и сердечной преданностію,

Милостивый Государь

Вашъ покорнѣйшій слуга

9 сентября

1830

С. Болдино. Александръ Пушкинъ.

Я писал тебе премеланхолическое письмо, милый мой Петр Александрович, да ведь меланхолией тебя не удивишь, ты сам на это собаку съел. Теперь мрачные мысли мои порассеялись; приехал я в деревню и отдыхаю. Около меня колера морбус. Знаешь ли, что это за зверь? того и гляди, что забежит он и в Болдино, да всех нас перекусает – того и гляди, что к дяде Василью отправлюсь, а ты и пиши мою биографию. Бедный дядя Василий! знаешь ли его последние слова? приезжаю к нему, нахожу его в забытьи, очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помолчав: как скучны статьи Катенина! и более ни слова. Каково? вот что значит умереть честным воином, на щите, le cri de guerre à la bouche[2]!

Я писалъ тебѣ премеланхолическое письмо милый мой Петръ Александровичь, да вѣдь меланхоліей тебя неудивишь, ты самъ на это собаку съѣлъ. Теперь мрачныя мысли мои поразсѣялись; приѣхалъ я въ деревню и отдыхаю. Около меня Колера Морбусъ. Знаешь-ли что это за звѣрь? того и гляди что забѣжитъ онъ и въ Болдино, да всѣхъ насъ перекусаетъ – того и гляди что къ Дядѣ Василью отправлюсь а ты и пиши мою Біографію. Бѣдный Дядя Василій! знаешь-ли его послѣднія слова? приѣзжаю къ нему, нахожу его въ забытьи, очнувшись онъ узналъ меня, погоревалъ потомъ помолчавъ: какъ скучны статьи Катенина! и болѣе ни слова. Каково? вотъ что значитъ умереть честнымъ воинымъ <sic>, на щитѣ, le cri de guerre à la bouche!

Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать. Жена не то, что невеста. Куда! Жена свой брат. При ней пиши сколько хошь. А невеста пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает… Сегодня от своей получил я премиленькое письмо; обещает выйти за меня и без приданого. Приданое не уйдет. Зовет меня в Москву – я приеду не прежде месяца, а оттоле к тебе, моя радость. Что делает Дельвиг, видишь ли ты его? Скажи ему, пожалуйста, чтоб он мне припас денег; деньгами нечего шутить; деньги вещь важная – спроси у Канкрина и у Булгарина.

Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов. Прости ж, моя милая.

9 сентября 1830. Болдино.

Что моя трагедия? я написал элегическое маленькое предисловие, не прислать ли тебе его? Вспомни однако ж, что ты обещал мне свое: дельное, длинное. А цена трагедии, 10 или 12?

Ты неможешь вообразить какъ весело удрать отъ невѣсты да и засѣсть стихи писать. Жена не то что невѣста. Куда! Жена свой братъ. При ней пиши сколько хошь – А невѣста пуще Цензора Щеглова, языкъ и руки связываетъ… Сегодня отъ своей получилъ я премиленькое письмо; обѣщаетъ выдти за меня и безъ приданаго. Приданое неуйдетъ. Зоветъ меня въ Москву – я приѣду непрежде мѣсяца а оттолѣ къ тебѣ, моя радость. Что дѣлаетъ Дельвигъ, видишь-ли ты его. Скажи ему, пожалуйста, чтобъ онъ мнѣ припасъ денегъ; деньгами нечего шутить; деньги вещь важная – спроси у Канкрина и у Булгарина.

Ахъ, мой милый! что за прелесть здѣшняя деревня! вообрази: степь да степь; сосѣдей ни души; ѣзди верьхомъ сколько душѣ угодно, пиши дома сколько вздумается, никто не помѣшаетъ. Ужъ я тебѣ наготовлю всячины, и прозы и стиховъ – Прости-же, моя милая.

9 сент. 1830.

Болдино.

Что моя Трагедія? я написалъ элегическое маленькое предисловіе не прислать-ли тебѣ его? Вспомни однакожъ что ты обѣщалъ мнѣ свое: дѣльное, длинное. А цѣна Трагедіи? 10 или 12?

В пушкинском Болдине не было почтового ящика; приезжая, почтальон привозил и забирал письма. Поэтому, написав единым духом французское письмо невесте, Пушкин в тот же день, 9 сентября, с той же оказией отослал еще два русских письма, прямо противоположные по тону и содержанию: почтительно-холодное – Афанасию Николаевичу Гончарову, и теплое дружеское – своему близкому другу и, говоря современным языком, литературному агенту Петру Александровичу Плетнёву.

Письмо Гончарову для Пушкина совсем не типично и не очень интересно. Будущий внучатый зять вынужден начинать с оправданий:

Из письма, которое удостоился я получить, с крайним сожалением заметил я, что Вы предполагаете во мне недостаток усердия. Примите, сделайте милость, мое оправдание.

Можно представить, как «приятно» было Пушкину его писать! А речь шла о и впрямь хлопотном деле, которым промотавшийся барин нагрузил своего еще только будущего родственника, известного своими связями при дворе, сразу после помолвки. Даже двумя делами. Во-первых, похлопотать о «вспомоществовании» или о ссуде (что, как все понимали, значило практически одно и то же). И, во-вторых, получить разрешение на продажу бронзовой статуи Екатерины II. Она была отлита аж 35 годами раньше по заказу еще отца Афанасия