Выжившая. Дневник девушки из Варшавского гетто - Мириам Ваттенберг

Она признавалась самой себе в дневнике, что «рука» играла большую роль в отборе студентов. Сначала она «бунтовала» против этого, но когда поняла, что шансов на поступление у нее мало, «решила прибегнуть к тем же средствам». В этом решении ощущался даже еще больший эгоизм, потому что она также призналась, что знала: в то время девочкам, в отличие от мальчиков, не угрожали трудовые лагеря.

Несколькими месяцами ранее она уже начала принимать необходимость взяток и махинаций. Она писала, что когда юденрат учредил еврейскую полицию, «выдвинулось больше кандидатов, чем требовалось». Затем она добавила: «Их выбирал специальный комитет, и «рука» сыграла важную роль в их выборе. В самом конце, когда осталось всего несколько должностей, помогли и деньги… Даже на Небесах не все святые». Поскольку дядя Мэри, Аби, служил в полиции, она, вероятно, знала об этом из первых рук.

Благодаря своему довоенному социальному положению, образованию и богатству многие из родственников и друзей Мэри смогли получить «привилегированное положение», что позволило им жить намного лучше, чем средний житель гетто, и продержаться хотя бы на некоторое время дольше. Большинство получили свои должности через юденрат. Хотя общественное мнение по поводу честности юденрата различалось, Рингельблюм в своих заметках «Онег Шаббат» охарактеризовал этот совет как «враждебный народу». Другие, однако, вступили в еврейскую полицию, и Рингельблюм и часть мемуаристов прямо осудили их, заявив, что они «отличались страшной испорченностью и безнравственностью».

Позже Мэри объяснила, что ее дядя Перси получил работу в юденрате и собирал кирпичи в разрушенных зданиях, но ему не хватило «протекции», чтобы получить более высокооплачиваемую должность надзирателя. С другой стороны, она знала, что ее «бойфренд» в гетто, Ромек Ковальский, еще один «золотой юноша» из Лодзи, получил место надзирателя за строительством стены гетто, потому что у него была «рука». Ковальский приходился родственником инженеру Мечславу Лихтенбауму, главе комиссии по строительству стены, сформированной юденратом, и Мареку Лихтенбауму, который стал главой юденрата после Великой депортации.

После того что она описывает как «борьбу», которая, вероятно, означает, что требовалось дать взятку, ее отец получил желанную должность дворника в их многоквартирном доме. Дворников назначал юденрат. Они получали жалованье, бесплатное жилье, освобождение от общинных налогов и дополнительные пайки, а также пропуск от юденрата, освобождающий их от принудительных работ. По словам Мэри, «неудивительно, что эту работу трудно получить». Кроме того, сестра Мэри, Энн, посещала занятия по пошиву детской одежды, которые вел Институт юденрата по профессиональной ориентации и обучению, известный как ORT.

Мириам Ваттенберг (Мэри Берг).

Вторая половина 1940-х годов

Другой знакомый Мэри, Генек Гринберг, чья двоюродная сестра Рутка являлась лучшей подругой Энн, был контрабандистом в гетто. Очевидно, он был связан с преступным миром гетто, так как часто посещал кафе «Хиршфельд» (Hirschfeld) с агентами гестапо. Мэри отмечает: «Он один из самых успешных людей в этом новом бизнесе. Это видно по его благополучному виду и элегантным платьям, которые носят его жена и дочь». Его основным занятием была контрабанда противотифозной сыворотки, которая, конечно, по мере того как тиф охватывал гетто, доставалась тем, кто мог платить большие суммы.

Специальная служба скорой помощи подверглась особенно резкой критике со стороны Рингельблюма, который считал ее прикрытием для продажи карт и кепок, которые давали владельцам ценные преимущества, такие как освобождение от принудительных работ. Им управлял печально известный мафиозный преступный мир в гетто, известный как «Тринадцать», которого многие опасались как орудия гестапо. Один из друзей Мэри и соратник по LZA, Тадек Зайер, был сыном члена «Тринадцати», а сам служил в Службе скорой помощи. Он преследовал ее с юношеским рвением, но она отвергла его ухаживания, отметив, что в то время как другим, таким как Ромек Ковальский, приходилось очень много работать, чтобы обеспечить свои семьи, Тадек всегда был сыт и элегантно одет и повсюду путешествовал на рикше. Она подозревала его отца в том, что он ведет дела с нацистами, и ее решение больше с ним не видеться предполагало, что она понимает, что происходит, и хочет следовать своей моральной позиции.

В начале 1942 года Мэри узнала, что гражданам США разрешили покинуть гетто, а отец одного знакомого был интернирован в Германию. В гетто ходили слухи об обмене пленными. Спустя несколько недель она отметила, что здесь также могли пригодиться «руки» и взятки. В своем дневнике она записала: «Конечно, надо иметь какую-то бумажку о том, что хотя бы один член семьи является иностранным гражданином. Моей маме в этом отношении повезло, ведь она полноправная гражданка Америки».

Позже мать Мэри связалась с агентом гестапо по имени «З», который пообещал ей помощь. Мэри наивно призналась, что, «кажется, несмотря на свое положение, он остался порядочным человеком». Скорее всего, деньги перешли в его руки до того, как он зарегистрировал госпожу Ваттенберг в гестапо. Месяц спустя Мэри Берг и ее семья прошли через гетто вместе с примерно семью сотнями граждан нейтральных, европейских и американских, стран, двадцать один из которых был американцем, в тюрьму Павяк, куда их интернировали.

Когда Ваттенберги переехали в тюрьму Павяк, Мэри рассталась не только с Ковальским и многочисленными подругами, но и с двумя младшими братьями своей матери, поляками по происхождению. Ее дядя Аби проводил их до тюремных ворот. На прощание он спросил у матери: «Как ты можешь оставить меня?» Позже, в относительной безопасности лагеря для интернированных в Виттеле, Мэри записала в своем дневнике: «Нам, спасенным из гетто, стыдно смотреть друг на друга. Имели ли мы право спастись?.. Вот я, дышу свежим воздухом, а там мой народ задыхается в газе и гибнет в огне, сгорает заживо. Почему?»

По прибытии в лагерь Виттель для интернированных в начале 1943 года Ваттенберги и другие интернированные из Павяка сначала не могли поверить, что относительно нормальный мир больше не существует. Гутта Айзенцвейг, которая делила камеру с Мэри в Павяке, пишет в недавних мемуарах о своей первоначальной реакции: «Я стояла в шоке, потому что мы внезапно пересекли разделительную черту из ада в рай… Мы оказались в безмятежной атмосфере роскоши Старого Света. Контраст был ошеломляющим». Виттель был одним из самых приличных мест среди немецких лагерей для интернированных в Европе, предназначенным для того, чтобы заверить Международный Красный Крест в том, что с интернированными хорошо обращаются, и этим помочь обеспечить безопасность немцев, находящихся за границей.

Лагерь Виттель располагался на территории оздоровительного курорта в