Идеальный капитан - Макс Воронов

Впрочем, даже и со взрослым человеком могут быть проблемы. Парень в любом случае может заявить в полицию: мол, я его похитил – ага, из костра, где ему очень нравилось сидеть, – и удерживал в запертой каюте. Мало ли, какие интерпретации происходящего проносятся в его голове – он ведь молчит и совершенно ничего не говорит. А потом пойдёт в полицию – и ка-ак наговорит там… на три срока.

Но ладно, выбора у меня всё равно нет. Раз уж начал держать нелегального пассажира в своей каюте – придётся идти до конца и надеяться на лучшее.

Хотя держать его там было ой как непросто. Да, парень молчал и не делал попыток выбраться из каюты, но хватало других моментов. Например, поначалу из-за ожогов всего тела было туго с постельным бельём. Бельё я таскал в стирку каждый день – пряча за спиной, чтобы никто не заметил следов крови и сукровицы. Каждый божий день! Постоянно бегал туда-сюда с этими простынями, что тоже вызывало какие-то ухмылки и намёки от сослуживцев: видать, мне слишком одиноко в такой долгой поездке. Я в ответ лишь улыбался таинственно, как Мона Лиза.

Особенно если учесть, что одиночества не было и в помине: распробовав мои таланты, медичка требовала их ежедневно – в качестве пропорциональной платы за ежедневный запас регенерирующего геля. Не то чтобы я был против – у столичного спецназа не только финансирование на высоте, но и штатные медички просто огонь, – однако пришлось весьма постараться, чтобы скрывать и присутствие неизвестного гражданского в моей каюте, и интрижку, вообще-то строго запрещённую во время боевого вылета. К тому же ещё и работать как-то нужно было.

Затем с униформой стало ещё веселее, чем с постельным бельём. Её ведь только два комплекта: один на мне, второй я отдал парню. А стирать как? Я же не могу в постирочной всё с себя снять и сидеть голышом, ожидая, пока оно прокрутится в стиралке и сушилке. Поэтому голышом приходилось сидеть моему «гостю» – теперь, когда у него выросла кожа, это уже не воспринималось вполне естественным. Ну, я объяснял, конечно, что вот такая необходимость, одежду ведь нужно стирать… Но парню, по-моему, было вообще похрен. У меня сложилось ощущение, что он всё воспринимает как само собой разумеющееся: дали какую-то вещь – хорошо; забрали – ну и ладно; снова вернули – о, повезло.

Далее. Поскольку парень занимал мою кровать, сам я спал где придётся, чаще всего за столом в своём кабинете-кладовке: экспедиция длительная, так что у меня было отдельное рабочее место метр на два. Иногда не выдерживал боли в спине и, вооружившись папкой с бумагами, заваливался на диване в общем зале. Типа, прилёг полюбоваться на бланки с генеральскими подписями – ага, я всегда так на досуге делаю – и случайно заснул.

Но чем дальше, тем чаще я сдавался и всё-таки спал в своей каюте, на полу. Тоже комфорт сомнительный, из всех удобств – только простынка, чтоб кителем пол не протирать, и полотенце вместо подушки. Однако на полу хотя бы можно было лечь и вытянуться в полный рост.

Обычно я сплю крепко, но конкретно в тот период чувство опасности давило на мозги и отдохнуть не получалось. В общем зале кто-нибудь мог зайти и начать расспросы, какого хрена я тут разлёгся на диване; спать на столе в кабинете было категорически неудобно; а в каюте приходилось закрываться изнутри с незнакомцем, который то ли умственно отсталый, то ли, может, психопат-убийца. Какой уж тут отдых.

В одну из ночей, когда я спал у себя в каюте на полу, вдруг раздался очередной корабельный шум. Я дежурно подорвался, продрал глаза – вообще уже не соображая от недосыпа – и вдруг увидел в темноте наверху два голубых огонька. Сказать, что я офигел, – ничего не сказать. Хорошо хоть пистолета под рукой не было, а то херакнул бы всю обойму в это мистическое явление.

Когда я всё же отмер и включил свет, мой «гость» сидел на кровати по-турецки – ну да, днём выспался, почему бы не посидеть просто так, пока я кости на полу отлёживаю, – и совершенно равнодушно смотрел на меня ярко-голубыми глазами.

Именно что смотрел: я накануне не приглядывался, а у него, оказывается, появились вполне нормальные радужки – ну то есть «нормальные», если не считать того факта, что они светятся в темноте. Интересно, эта подсветка даёт какие-нибудь бонусы, например, ночное зрение? В остальном глаза – то есть склеры – у него так и остались густо-чёрными. Да уж. Мутанты выглядят по-разному, некоторые вполне успешно прикидываются обычными людьми, но у этого парня такой номер очевидно не прокатит.

Восстановившееся зрение ничего полезного в наши отношения не добавило, парень по-прежнему меня игнорировал. Теперь он большую часть времени сидел на кровати вот так же по-турецки и созерцал собственные пальцы. Выглядело это стрёмно. Да, я вполне мог представить его в роли психопата-убийцы, который на досуге разделывает людей и жарит на такой аккуратной сковородочке.

Ещё того хуже было, когда он смотрел на меня – внимательно и почти не моргая. В детстве я видел странный фильм, про ледяную королеву, которая с чего-то влюбилась в обычного парня. Он сначала обрадовался – деваха-то и впрямь была красотка, – только, когда стали жить вместе, у него от снежных интерьеров крыша поехала и все чувства замёрзли. А королева была хоть и ледяная, но не фригидная, она к парню и так, и эдак, и улыбается – а он, аутичный, только гуляет по зимнему саду и на обледеневших пичужек любуется. От его равнодушного лица у меня, мелкого, мороз по коже продирал.

Вот мой странный мутант на того парня и был похож: взгляд осмысленный, но совершенно без эмоций и чувств. Того и гляди мёртвую птичку из кармана достанет.

Впрочем, был простой способ заставить парня прекратить эти гляделки – задать ему любой вопрос. Тогда он лениво переводил взгляд с меня на стену или снова на свои пальцы – и не испуганно, и не смущённо, а так, словно ему просто надоело следить за мной. В общем, я решил, что в том костре у него подчистую сгорели мозги. Конечно, если они вообще изначально были.

Тем не менее, решил провести эксперимент: дал ему свой портативный дисплей с включённой на экране книгой. Не рассчитывал на успех. А парень вдруг взял его и начал читать, будто так и надо. Весь