Маснави (поэма о скрытом смысле) - Джалаледдин Руми

обретши воскрешенье,

Поверить мне и вновь прийти сюда

Где зрел виденье Страшного суда?

Как, обладая сердцем и мозгами.

Надеяться он мог поладить с нами?

Увы, владыка мой, у дураков

Нет сердца, а тем более мозгов!»

Притча о том, как осел водовоза увидел в ханской конюшне сытых и довольных жизнью арабских скакунов

Я помню: назидание одно

Оставил мне отец давным-давно.

У водовоза старый был осел,

Чей труд был каждодневен и тяжел.

Скотину водовоз гонял весь день,

А есть давал солому, не ячмень.

Но и соломы доставалось мало,

И оставались ранки от стрекала.

Однажды даже ханский конюх грозный

Вдруг сжалился над тварью водовозной

И так сказал: «О друг мой водовоз,

Твою скотину жалко мне до слез!

Смотри, осел, кормилец старый твой,

Согнулся, словно месяц молодой».

Ответил водовоз: «Мы, водовозы,

Что получаем? Не доход, а слезы,

И не на что купить мне ячменя!»

«Дай мне осла на три-четыре дня,

Пусть отдохнет,— сказал конюший хана,—

Наестся пищи, что ему желанна!»

И к скакунам, чью холили породу,

Попал осел, всю жизнь возивший воду.

Привыкший видеть кляч в упряжках рабских,

Он вдруг увидел скакунов арабских.

Давали им ячмень, болтали пойло,

Речным песочком посыпали стойло.

Попоны красовались на конях,

И возроптал осел: «Велик Аллах,

Нет справедливости на белом свете!

Я сотворен тобой, как кони эти.

Так почему же весь свой век недолгий

Я в хомуте хожу со сбитой холкой,

Тащу арбу, шагаю с брюхом впалым,

С больной спиной, исколотой стрекалом,

Меж тем как эти кони целый день,

Хоть и не: возят воду, жрут ячмень?»

Но вдруг донесся зов трубы из дали,

И скакунов арабских оседлали,

Чтоб по полю скакать, где в бранном деле

Свистели стрелы и мечи звенели.

Ушло их много, возвратилось мало,

К вернувшимся позвали коновала,

Ножами и щипцами, как умел,

Он извлекал из них остатки стрел.

Их ноги, поврежденные мечами,

Он стягивал холщовыми бинтами.

Лежали кони на своих попонах,

И кровь струилась из боков холеных.

При виде их осел подумал: «Боже,

Пожалуй, мне на жизнь роптать негоже.

Вовек мне не давайте ячменя,

В мою арбу впрягайте вновь меня.

На этот рай, на сытое житье

Не променяю рабство я свое!»

Притча о человеке, который был напуган тем, что на улицах хватали ослов

Вбежал прохожий некий в некий дом,

Он весь дрожал, он говорил с трудом.

Спросил хозяин: «Объясни на милость,

Чем ты напуган, что с тобой случилось?

Нет на тебе лица, твоя рука

Трясется хуже, чем у старика!»

Прохожий отвечал, трясясь от страха:

«Ослов хватают всюду слуги шаха!»

«Но ты,— сказал хозяин,— не осел,

Так что же страх тебя сюда привел?»

Ответил прибежавший: «Стража зла,

Принять любого может за осла.

И люди, что с ослов сдирают шкуру,

Счесть и меня ослом способны сдуру.

И сам правитель в сем краю таков,

Что нас не отличает от ослов».

Притча о христианском монахе, который средь бела дня бродил со свечой в руке в поисках человека

Один монах в печали и тоске

Средь бела дня шел со свечой в руке.

И некто, с кем сошлась его дорога,

Спросил монаха, удивясь премного:

«Что ищешь ты с таким усердьем странным

На торжище, по лавкам и дуканам?»

Сказал монах: «Мне нужен человек,

Ищу я человека весь свой век!»

Ответил некто: «Этого товара,

Чем надо, боле в толчее базаря!»

Сказал монах: «Хоть торжища полны

Но люди все не те, что мне нужны!»

...Мы человека всюду ищем сами,

Идущего весь век двумя стезями:

Путем Любви, что к Истине приводит,

И злобы к тем, кто этот путь обходит.

Где муж такой, в каком краю земли:

Ему бы жизнь отдать мы в дар могли.

Рассказ о том, что ответил хозяин человеку, который утверждал, что все на свете предопределено

Влез некто в сад чужой через забор

И стал срывать плоды, как жадный вор.

Сказал хозяин: «Устрашись Аллаха,

Коль предо мной не чувствуешь ты страха!»

Ответил вор: «Я ль грешен потому,

Что, божий раб, господню рву хурму?

Плоды без платы нам дарует бог,

И потому напрасен твой упрек».

Сказал хозяин: «Что ж, ты прав, быть может,

И если в мире все — творенье божье,

Я привяжу, подвластен божью гневу,

Тебя, раба господня, к божью древу!»

Так он и сделал, и тяжелой палкой

Стал вора бить, и тот взмолился, жалкий: