Традиции & авангард. Выпуск № 2 - Коллектив авторов

службу в качестве механика-водителя танковых войск прошёл в Литве. Окончил институт инженеров гражданской авиации в Риге. Работал на предприятиях Риги в разных должностях, был редактором Главной редакции информации Латвийского радио.

С мая по июль 1986 года был призван из запаса и работал в качестве заместителя командира роты радиационно-химической разведки на ликвидации последствий в зоне отчуждения ЧАЭС.

Публиковался в изданиях «Нижний Новгород», «Урал», «Litteratura», «Сибирские огни», «Северная Аврора», «Даугава», «Наука и техника»… Автор книг «Скользкая рыба детства» (лонг-лист «Русская Премия – 2013»), «Мокрая вода», «1000 + 1 день», «Бегал заяц по болоту…», «Старая ветошь», «Оккупанты», «Камертон», «Хибакуша». Переводился на латышский и польский языки. Живёт в Риге.

Пустота

Рассказ

Таможню прошли рано. В полудрёме расселись по местам.

Теперь спешили, пока не началась жара.

Пассажиры все крупные, в машине тесно.

Водитель – худощавый, жилистый, по виду работяга. Заметно лысеющий, на правой щеке косой шрам слегка касался нижнего века. Глаза синие.

Жена рядом тотчас изобразила недовольную гримаску. Черты лица мелкие, но нос крупный, мужской, кожа смуглая с лёгкой желтинкой.

Строгий взгляд училки с большим стажем.

Стряхнула что-то, поправила на груди пёстрый сарафан. Жест энергичный. Большая масса тела всколыхнулась укоризненно.

Муж отвернулся к окну, выпустил облачко сигаретного дыма.

На заднем сидении, среди вещей, сын лет тридцати. Лицо костистое, похож на мать, только нос покрупнее. Несуразная чёлочка на круглой голове. На затылке едва приметный шрам.

Третий день в пути.

Начинает припекать.

Ближе к обеду покатили с горки, приехали в райцентр.

– «Посёлок городского типа», – прочитал сын. – Вот где они, мля, городские типы живут!

Круговое движение. В центре вождь на постаменте, в серебряных чешуйках отлетающей краски. В солнечном освещении кажется, что на нём мохеровый пиджак. Рука, воздетая к небу. Невразумительная клумба в пыли, пожухлый, бесполезный цветник у подножия.

Небольшой базарчик: баклажаны, помидоры, дыни, яблоки, груши. Вязанки бычков, почти чёрных, потеющих переизбытком белой соли. Картошка в вёдрах. Белая и розовая, мелкая и чистая.

Старушка разложила на картонном ящике белоснежные накрахмаленные воротнички, сплетённые крючком. Буквы газетки пробиваются в просветы плетения.

На что-то надеется мастерица от безысходности.

Покупатели – в основном проезжающие путешественники.

– О, вот он – «Райффайзен-Лаваль», солидно. Надо остановиться, – говорит сын.

Банкомат под железным козырьком, исписанным местными умельцами. На торце трёхэтажного дома из белого силикатного кирпича закреплён прочно. На уровне груди корявое граффити – «Просим здесь не ссать».

– Ты поспеши, чего нам два раза гонять. Надо засветло успеть, – замечает отец.

Сын набирает пин-код. Кнопки звучат под пальцами – мелодия ожидания денег.

– Хороший курс. Правда, долго пытал меня «Железный Дровосек»: кто я, что я. Снял полштуки. Вон они какие, гривны, «синяки чернильные». Я счас пройду дальше по кругу, взгляну: похоже, это культурный и административный центр поселения.

Отец сидит в машине, открыв дверцы, лениво наблюдает.

Сын возвращается.

– До двенадцати работает контора. Похоже, им денег не надо. Ваще забили на работу! – возмущается сын.

– Так у каждого же своё хозяйство, живут огородами, что ты хочешь! – говорит отец. – Так это что – единственное заведение в городе?

– Охранник дал адрес. Вот, записал – Горького, девятнадцать. Это по кругу, в гору и направо, после рекламного щита СТО должно быть, пятый дом. Говорит, увидите, дом такой видный издалека. Это их филиал, круглосуточный.

– Похоже, они тут по Гоголю – «выздоравливают как мухи». А я ведро груш прикупила, недорого, – говорит мать, – пока ты искал контору.

– Зачем? Вечно спешишь, будут ещё в деревне фрукты-овощи, – возражает ей муж от руля.

– Цена хорошая.

Она отдаёт пакет сыну. Усаживается на переднее сиденье.

Машину слегка качнуло.

– После Мурманска любой фрукт хороший, даже дичка при дороге, – говорит муж.

Едут.

Сын обтёр об аляповатые шорты грушу, звучно ест, жмурится:

– Сочная, сволочь, ща всё склеится и прилетит ос, злой мух, мля!

– Бабушка сказала, что их не обрызгивает, если вдруг червяк попадётся, мол, не ругайтесь потом. Жёлтые, красивые какие. Второе ведёрко маленькое. Говорит – забирай и его. За семь гривен. Хорошо, пакет большой.

– Груша с мясом – неплохо! – прижмуривается от удовольствия сын.

– Церковь адвентистов! Опа! Хорошая реклама! И щит такой нехилый! – замечает отец. – А вон внизу плакатик самопальный, бычков предлагают.

Сын выкинул в окно огрызок груши. Дожёвывая:

– Чё-то не похож пейзаж, давайте спросим, вон дед какой-то шкандыбает. – Высовывается в окно. – Дед, где тут услуги похоронные предлагают?

– Не услуги, памятники! – кричит отец.

– Та вот же ж, видите, дэ черэшня большая, тама ещё куча щебня вывалена на полпроулка. У них большая, ото ж, стройка идёт, хоромы возводят. Они нагробники людям делают, целый завод у их.

– Спасибо! – благодарит мать.

– Немного совсем не доехали, – замечает отец, – вот она вывеска… чёрный мрамор, пожалуйста! Домик-то хорош, «хижина бедняков», бизнес явно процветает! На жмуриках. Однако дорожка к нему зубодробильная, мля, – посетовал.

Участок разгорожен, к дому от дороги плиткой выложен проход, вдоль соседского забора – образцы надгробий, цветников, декоративных плиток разной формы и цвета. В глубине небольшой сарай. Всё вокруг и само строение сильно припылено серо-белой пудрой.

Вылезают из машины, разминают ноги. Отец громко кашляет.

Никто не встречает. Птицы поют. Недалеко слышно, как шумят машины – оживлённая трасса на юг.

Отец кашляет громче.

В сарае звонко лает собака.

Гремят железные двери. Выходит заспанный юноша.

– Здравствуйте! – громко приветствует отец.

– День добрый! – Лицо недовольное.

– Нам бы присмотреть чего-нибудь у вас.

– Крошку мраморную или чёрный мрамор? Природный.

– Присмотреть сначала.

– Вот образцы, – показывает рукой. – Вам какие фотографии?

– Нам два надгробия. На одном одно фото и на другом два, – говорит мать.

– Памятник, от такой – семьсот гривен. Фото – сто, табличка – сто тридцать. Хорошо делают, аж в Донецке заказываем.

– Нормально! – говорит сын. – Штукарь всего одно надгробие в комплекте.

– А сколько вот такая, чёрный гранит? – интересуется отец.

– От размера зависит. Ну, примерно… тысяч пять.

– Нам вот такую по размерам, но из крошки. Горизонтальная, но из крошки, понимаете?

– Понимаю. Можно одну общую плиту, можно две и два надгробия, – предлагает юноша. – Доставка-установка – двести пятьдесят.

Из сарая выкатился щенок. Спина чёрная, с подпалинами. Большой, несуразный, пушистый и неуклюжий. Несильно хватает с разбега женщину за ноги. Она смеётся, отмахивается.

– Не любит женщин, какой вредный. К нам как-то спокойней, – замечает отец. – Вазон, вазон… Вот такой, но поширше есть у вас?

– Кыш! – отмахивается от щенка мать. – Нам как в Европе – надгробие и никаких вазонов.

– И всё! – подытоживает сын.

– Шварц, место! – приказывает юноша.

Щенок останавливается, замолкает.

– Ах ты, развели фашистов! – возмущается отец.

– Ещё вырастет, зверюга! Чёрный «шварц»! – замечает юноша с лёгкой гордостью в голосе. – Восточно-европейская. А