Император Пограничья 13 - Евгений И. Астахов

— Господин генерал, — вновь вскинулся капитан Булата, — речь идёт о мирных жителях. Крестьянах. Они не выбирали…

— Они сделали свой выбор, когда присягнули мятежнику, — резко перебил его Сабуров.

— Именно так, — не повышая голоса откликнулся генерал. — На войне не бывает невинных. Есть союзники и враги. Платонов превратил этих крестьян в свой ресурс — мы этот ресурс уничтожим.

Он оглядел собравшихся командиров, каждого по отдельности.

— Помните, господа, Цицерон говорил: «Во время войны законы безмолвствуют». Мы идём не на парад. Мы идём уничтожать врага. Быстро, жёстко, без сантиментов. Победителей не судят. Побеждённых — хоронят.

— Но…

— Господа, — генерал выпрямился, обводя взглядом собравшихся, — я не интересуюсь вашим мнением о морали. Я здесь, чтобы выиграть войну. Кто не согласен — может выйти. Через окно и только так.

Плещеев сжал кулаки, но промолчал. Пётр Алексеевич видел, как работает мозг опытного наёмника. Капитан вспоминал дуэль между Платоновым и Архимагистром Крамским. Вспоминал, как молодой маркграф сжёг заживо одного из сильнейших магов Содружества. И понимал, что идти против такого противника — самоубийство. Чувство самосохранения и совесть боролись с желанием заработать, и Хлястин знал, что победит в конечном счёте.

Генерал подошёл ближе к капитану, нависая над столом. Другие командиры поняли — это месть за публичное указание на провал. Хлястин восстанавливал пошатнувшийся авторитет единственным доступным способом — через страх.

— Всё очень просто, — продолжил командующий, глядя прямо на собеседника. — Вам заплатили немалые деньги. Вы будете выполнять приказы. Все приказы. Без обсуждений, без возражений, без моральных метаний, точно девки в первую брачную ночь.

Он сделал глоток вина и поставил бокал на стол.

— Запомните: я не церемонюсь с трусами и предателями. Вы хотели откровенности? Получили. Теперь выполняйте приказы или окажетесь перед расстрельным взводом. Это достаточно откровенно?

Тишина сгустилась. Кривоносов уставился в стол. Мукаев сглотнул. Монгол Чингис невозмутимо кивнул — для него подобная прямота была нормой. Плещеев долго смотрел перед собой, и на его лице играли желваки. Наконец, он отвёл взгляд.

— Хорошо, — Хлястин стукнул двумя пальцами о край стола, — теперь о плане. Основной удар наносим с юга, где форт не достроен. Наёмники и гвардия — займут восточный и западные форты, создав отвлекающий манёвр. Боярское ополчение, усиленные бойцы Гильдии и химеры — прорыв через южный участок. Артиллерия разворачивается в тылу и работает по всем фортам издалека, ослабляя оборону перед штурмом. Как только стены начнут рушиться — идём на приступ.

— А что с Угрюмом после взятия? — спросил Ладушкин, впервые подавая голос. — С населением?

— А что бы вы предложили, полковник? — Пётр Алексеевич повернулся к офицеру, окинув его ироничным взглядом.

— Можно… — командир гвардии нервно облизал губы, — взять заложников из знатных семей. Гарантия будущей лояльности…

— Нахрена кота за яйца тянуть⁈ — жёстко бросил Кривоносов. — Казнить зачинщиков и вся недолга. Платонова и всю его шайку-лейку. Остальных — на каторгу.

Сабуров наблюдал за происходящим диалогом с нечитаемым выражением лица. Старый патриарх Климент Венедиктович же напоминал нахохлившегося ворона.

— Полная зачистка, — холодно произнёс Ратмир Железнов. — Угрюм слишком заражён идеями Платонова. Нужен чистый лист, не так ли, Ваша Светлость?.. — он бросил вопросительный взгляд на князя.

И генерал отметил про себя, что Сабуров торопливо кивнул, опустив глаза в бокал. Похоже, в этом кабаке музыку заказывал вовсе не владелец заведения. Любопытно…

— Есть ещё вопросы? — уточнил Пётр Алексеевич.

— Господин генерал, — акцент монгола резал слух. — Говорят, Платонов имеет какой-то артефакт. Очень сильный. Разведка что знать?

Хлястин нахмурился, перевёл взгляд на Железнова.

— Наши источники действительно упоминают о некоем артефакте в центре Угрюма под кодовым названием «Маяк», — Ратмир развёл руками. — Детали неизвестны. Возможно, оборонительное сооружение. Возможно — что-то иное.

— Маяк? — переспросил Сабуров. — В центре суши?

На лицах участников совещания отразилось замешательство. Никто ничего не знал. Пётр Алексеевич стиснул челюсти — он крайне не любил неизвестных переменных.

— Удвоить усилия разведки, — приказал он. — Мне нужны точные данные о всех укреплениях и артефактах Угрюма. Через три дня выступаем.

Генерал провёл пальцем по карте, останавливаясь на отметке «Угрюм».

— Через неделю княжество вернёт контроль над Пограничьем. Других вариантов нет. Вопросы?

Никто не ответил. Хлястин подвёл итог:

— Совещание окончено. Готовьте войска. Свободны.

Командиры начали расходиться. Плещеев задержался, глядя на генерала долгим взглядом. Пётр Алексеевич выдержал его, не моргнув. Наконец капитан отвернулся и вышел, ссутулившись, как побитый пёс.

* * *

Поздний вечер окутал княжеский дворец тишиной. В одном из покоев второго этажа, обставленном строго и без излишеств — книжные полки, тяжёлый письменный стол, кресла у камина — потрескивали поленья. Генерал Хлястин сидел в кресле, держа в руке бокал коньяка. Перчатки он снял, положив на подлокотник, и теперь медленно вращал янтарную жидкость, наблюдая за игрой отблесков пламени.

Напротив устроился советник князя Акинфеев — седовласый мужчина с острым, как булавка, взглядом. На военном совете советник молчал, но генерал чувствовал его взгляд — оценивающий, настороженный, не одобряющий.

— Вы хотели поговорить, Илья Петрович, — негромко произнёс Хлястин, не отрывая взгляда от коньяка. — Слушаю.

Акинфеев помедлил, подбирая слова. Пальцы его нервно барабанили по подлокотнику кресла.

— Генерал… То, что вы сегодня говорили на совете. О зачистке деревень. О расстрельных взводах для командиров. Я понимаю необходимость жёсткости, но… — он замолчал, ища подходящую формулировку. — Не кажется ли вам, что подобные методы могут восстановить против нас не только Пограничье, но и собственное население, а также всё остальное Содружество, если вести о том разлетятся за пределы княжества?

Хлястин отпил коньяка, смакуя терпкий вкус. Поставил бокал на столик рядом с креслом и повернулся к советнику. Лицо его оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнуло что-то — не раздражение, скорее усталость человека, которому приходится в сотый раз объяснять очевидное.

— Илья Петрович, — начал генерал спокойно, складывая пальцы домиком, — я тридцать лет служу Владимирскому княжеству. Подавлял бунты в деревнях, помогал предыдущему князю планировать операцию против Сергиева Посада, защищал города от Бездушных.

Он встал, подошёл к окну, за которым расстилалась ночная столица. Огоньки фонарей, редкие силуэты запоздалых прохожих, тишина спящего города.

— Знаете, что я понял за эти тридцать лет? — Хлястин не оборачивался, продолжая смотреть в окно. — Людей