Прекрасное изгнание - Коулc Кэтрин

потом второй и подалась вперед, позволяя себя потрогать. Элли осторожно гладила ее, внимательно следя за каждой реакцией, чтобы понять, что лошади нравится, а что — нет.

— У тебя это хорошо получается. Многие лезут с напором, а ты просто ждешь, пока они сами подойдут.

Губы Элли чуть тронула улыбка:

— Может, я в прошлой жизни была ковбойшей.

Я внимательно на нее посмотрела:

— А почему не в этой?

Элли замолчала, будто внутри разгорелась внутренняя битва.

— У тебя бывало ощущение, что вся твоя жизнь уже кем-то расписана, и у тебя больше нет ходов?

Мое тело напряглось, мышцы будто сжались вокруг костей:

— Ходы есть всегда.

Но Элли продолжала смотреть на Санни, не отрываясь, продолжая гладить:

— Не для меня.

Горе, прозвучавшее в этих словах, ударило прямо в грудь. Теперь я понимала, чего так боится Линк. Он боялся, что этот свет, этот огонь — погаснет. Или, что еще хуже, исчезнет совсем.

— Если кажется, что ходов больше нет — переверни чертову доску. Начни сначала.

Элли подняла взгляд, встретившись со мной. Улыбка была грустной:

— Вот так просто, да?

— Вот так просто.

Она перевела взгляд на дом:

— Здорово, что у тебя есть все это. У нас с Линком такого и близко не было.

Зуд в груди стал сильнее.

— Иногда именно боль, отсутствие и нехватка учат нас ценить то хорошее, что мы все-таки находим. Позволяют удержать. Не отпускать.

Глаза Элли увлажнились:

— Я рада, что ты это нашла.

Я протянула руку и сжала ее ладонь:

— Ты тоже найдешь. Просто нужно рискнуть и шагнуть во тьму.

Она сглотнула:

— Не знаю, хватит ли у меня смелости.

— Может, не сегодня. Но однажды — точно. Главное, не переставай пытаться, пока не почувствуешь, что готова.

Элли кивнула, затем посмотрела на пастбище, где гуляли лошади:

— Когда-нибудь.

Я снова взглянула на дом и тогда увидела его. Он стоял в тени наступающего вечера и смотрел на нас. В его завораживающих глазах клубились тревога и боль. И я поняла — этой ночью Линк сражался со своими демонами.

24

Линкольн

Я откинулся в кресле на заднем патио Коупа и уставился в темноту, будто там могли скрываться ответы на все мои проблемы. А может, и правда скрывались — если смотреть достаточно долго. Если нет — для этого у меня был бурбон.

Пальцы сжали стакан, словно в нем можно было найти хоть какое-то утешение. Я поднес его к губам, сделал глоток и позволил вкусам сливы и корицы поиграть на языке. Тепло скатилось по горлу, разливаясь по груди. И это было кстати — после заката в горах становилось холодно.

Но и холод помогал. Он притуплял грани. Просто — не до конца. Как и бурбон, даже если осушить весь бутылку.

Я не услышал ее, пока она не опустилась в кресло рядом. Брут тут же сел у ее ног, а она выключила маленький фонарик. Луна была почти полной, и в ее свете Арден казалась чем-то волшебным — любой художник убил бы за возможность это нарисовать. Она устроилась поудобнее, подтянула колени к груди и свернулась калачиком.

— Что у тебя там?

Произнесла, не глядя, просто уставившись в горизонт.

Мне хотелось отругать ее за то, что пришла сюда одна, в темноте, пусть даже с Брутом и всей ее подготовкой. Но я не мог оторвать от нее глаз. Лунный свет скользил по скулам, подчеркивал россыпь крошечных веснушек, изгиб ее тела — как у чертовой скульптуры, которую хотелось изучить пальцами. Языком.

Блядь.

— Бурбон, — хрипло выдавил я.

Арден повернула ко мне голову, на губах заиграла легкая улыбка:

— Не думала, что ты по бурбону.

— А по-твоему, что мое?

Мне вдруг стало до одержимости интересно, как она меня видит. Да что уж там — меня интересовало все, что творилось в ее сумасшедшей, прекрасной голове.

Улыбка стала чуть шире:

— Шампанское? Или какой-нибудь безумно дорогой шотландский виски?

Я снова сделал глоток, позволив теплу разлиться, а потом поставил стакан на подлокотник:

— Если тебе от этого станет легче — это чертовски дорогой бурбон из Кентукки.

Арден рассмеялась, и этот звук обволок меня, вошел под кожу:

— Приятно знать, что я иногда бываю права.

Она протянула руку и взяла стакан. Поднесла его к губам и отпила. Не глотнула, не залпом, а как будто хотела прочувствовать вкус до последней ноты. Я мог это уважать.

Я смотрел, как она глотает, как горло движется, как капелька влаги остается на ее губах. Никогда еще не ревновал к неодушевленному предмету, но сейчас… дьявол, я завидовал бурбону.

Она вернула стакан на подлокотник:

— Так, расскажешь, зачем ты так сверлишь темноту взглядом?

Я не отрывал от нее взгляда. Не мог. Даже если бы попытался.

— Только если ты скажешь, зачем пошла меня искать.

Арден долго молча смотрела на меня, словно читала мысли.

— Сегодня в твоих глазах были тени. Знакомые. Не захотела оставлять тебя с ними наедине. Только если ты сам этого не хочешь.

Господи, она — удар под дых. Эта ее прямота. Искренность. Доброта. Все это было слишком.

— Ты была права. Я боюсь, что Элли пойдет по стопам нашей матери.

Сказать это вслух было одновременно облегчением и пыткой. Потому что, раз произнес — значит, вероятность становится реальнее.

Арден развернулась ко мне всем телом:

— Она знает, через что прошла ваша мама? Что делал с ней ваш отец?

Всегда бьет в самое сердце. Всегда видит главное.

Я сжал стакан:

— Нет.

Губы Арден поджались:

— Почему?

Я думал об этом больше раз, чем мог сосчитать. Может, это кое-что бы исправило, но разрушило бы гораздо больше.

— Она была слишком маленькой. Мало что помнит из плохого.

— Ты уверен? — тихо спросила Арден.

Я напрягся, пальцы сильнее сжали стакан:

— В каком смысле?

Она чуть отвернулась, взглянув в сторону главного дома, будто проверяя, можно ли делиться. Но кругом была только луна.

— Мы немного поговорили сегодня. Похоже, она понимает, что в ее семье тогда — и сейчас — чего-то не хватает.

Что-то сжалось внутри. Я так старался оградить Элли. Дать ей место, куда можно сбежать, если станет плохо.

— Было мало.

Брови Арден сдвинулись:

— Чего именно?

— Меня. — Этот одинокий ответ болел сильнее всего.

В глазах Арден мелькнула боль, но за ней — вспышка ярости:

— Это бред.

— Прости?

— Ты все правильно понял. Это бред. Стоит хоть пару секунд посмотреть на вас вдвоем и становится ясно: ты для нее — надежный тыл. Она с тобой в безопасности.