Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

Должен признаться, что в то время ни одно из названных выше имен, даже имя Маршака, мне буквально ничего не говорило. И вот в назначенный день мы с Гришей Белых, молодые авторы только что законченной повести “Республика ШКИД”[56], робко поднимаемся на шестой этаж бывшего дома Зингер, с трепетом ступаем на метлахские плитки длинного издательского коридора и вдруг видим: навстречу нам бодро топают на четвереньках два взрослых дяди – один пышноволосый, кучерявый, другой – тонколицый, красивый, с гладко причесанными на косой пробор волосами.

Несколько ошарашенные, мы прижимаемся к стенке, чтобы пропустить эту странную пару, но четвероногие тоже останавливаются. “Вам что угодно, юноши? – обращается к нам кучерявый”. “Маршака… Олейникова… Шварца, – лепечем мы”. “Очень приятно… Олейников!” – рекомендуется пышноволосый, поднимая для рукопожатия правую переднюю лапу. “Шварц!” – протягивает руку его товарищ.

Боюсь, что современный молодой читатель усомнится в правдивости моего рассказа, не поверит, что таким странным образом могли передвигаться сотрудники советского государственного издательства. Но так было, из песни слов не выкинешь. Позже мы узнали, что, отдыхая от работы, редакторы разминались, “изображали верблюдов”. Евгению Львовичу Шварцу было тогда двадцать девять лет, Николаю Макаровичу Олейникову, кажется, и того меньше».

Именно Шварц стал первым редактором «Республики Шкид». Как вспоминал Леонид Пантелеев, его редактура была очень умной и снисходительной – ведь книгу писали два мальчика, только что покинувшие стены детского дома, и пригладить их шероховатую рукопись было нетрудно. Вместо этого Шварц лишь попросил авторов переписать одну главу, оставив в неприкосновенности остальное и сохранив главное достоинство повести – ее непосредственность и жизненную достоверность.

* * *

Примерно в это же время, начиная с 1925 года, в Ленинграде начала складываться группа писателей «Объединение реального искусства» (ОБЭРИУ), в которую кроме ее основателя Даниила Хармса вошли также Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Юрий Владимиров, Игорь Бахтерев и Дойвбер Левин. В своем манифесте обэриуты называли себя поэтами нового мироощущения и нового искусства, утверждая, что в своем творчестве они расширяют и углубляют смысл предмета и слова, очищая его «от литературной и обиходной шелухи». Их тексты, построенные на языковых и речевых аномалиях и отказе от последовательности действия и идентичности персонажей, намеренно содержали орфографические ошибки, опровержение собственных слов и алогизм. В то же время в своем творчестве обэриуты поднимали глубоко философские вопросы отношения к времени и к смерти, были всегда готовы высказаться открыто и размышляли о целесообразности использования для этого существующих языковых форм и приемов. Таким образом, они бросали вызов традиционному искусству, считая необходимым обновить писательские методы изображения действительности.

Весной 1927 года, в антракте одного из вечеров, на которых обэриуты читали свои произведения, к ним подошли Шварц и Олейников и предложили написать что-нибудь для детей. Так началось сотрудничество, вскоре перешедшее в дружбу. Постепенно обэриуты вошли в круг постоянных авторов детских журналов. «Появление Хармса (и Введенского) многое изменило в детской литературе тех дней, – вспоминал Шварц. – Повлияло и на Маршака. Очистился от литературной, традиционной техники поэтический язык. Некоторые перемены наметились и в прозе. Во всяком случае, нарочитая непринужденность как бы устной, как бы личной интонации, сказ перестал считаться единственным видом прозы».

Круг вопросов, освещаемых журналами «Чиж» и «Еж», был необычайно широк. Здесь можно было прочитать «Майскую песенку» Владимира Маяковского, очерки Михаила Пришвина о природе, исторический рассказ Юрия Тынянова «Черниговский полк ждет» об эпохе декабристов, стихи и эссе совершенно непохожих друг на друга по стилю Николая Заболоцкого, Агнии Барто и Виталия Бианки. Авторами «Чижа» и «Ежа» были Самуил Маршак, Корней и Николай Чуковские, Борис Житков, Алексей Толстой, Осип Мандельштам, Леонид Пантелеев и многие другие. В журнале «Еж» выходили статьи физика-популяризатора Якова Перельмана, а также записанные собирательницей фольклора Ольгой Капица народные сказки или историко-литературная справка Лидии Гинзбург об истории написания «Гулливера». Первые советские комиксы под названием «Удивительные приключения Макара Свирепого», написанные Николаем Олейниковым, также появились на страницах «Ежа». В них рассказывалось о путешествиях героя комиксов в Америку и Африку, его приключениях на суше и на море.

Иллюстрируя детские произведения, в «Чиже» и «Еже» оттачивали свое мастерство такие художники, как Владимир Лебедев, Николай Тырса, Евгений Чарушин и многие другие. Так же, как и авторы публикаций, они с огромным уважением относились к детям, стремясь привить им любовь к книге и понимание закономерностей книжной графики. Рисовать они старались максимально просто и ярко, сочетая изобразительные и шрифтовые формы, что особенно нравилось детям.

Уважение к Маршаку было безмерным. «…когда мы сердились на него, – пишет Шварц, – то не за то, что он делал, а за то, что он, по-нашему, слишком мало творил чудес. Мы буквально поняли его слова, что человек, если захочет, может отделиться от земли и полететь. Мы не видели, что уже, в сущности, чудо совершается, что все мы поднялись на ту высоту, какую пожелали».

«В отдельной комнатке, блистая толстыми стеклами очков, обитал всеведающий бог Саваоф сих небесных сфер – Самуил Яковлевич Маршак, – вспоминал об атмосфере в редакции отдела детской литературы актер Борис Чирков. – За тонкой перегородкой кабинета то и дело взрывался его глуховатый голос. Здесь он учил, воспитывал, вдохновлял и сам вдохновлялся, огорчался неудачами, а чаще восторгался дарованиями своих учеников и соратников.

Кланяясь полуоткрытой двери, пробираясь между Олейниковым, Хармсом, Введенским, Житковым, Лебедевым, Чарушиным, постояв за спиной у компании, окружающей Андроникова, обменявшись дружескими тумаками с Львом Канторовичем, я подбирался к небольшому столу, за которым, не обращая внимания на сутолоку вокруг него, трудился Женя Шварц, хитро и ласково улыбаясь тому, что появлялось из-под его пера на бумаге».

Автору этих воспоминаний, после его выступления на одном из тюзовских собраний, Шварц не преминул посвятить одну из своих коротких эпиграмм того времени: «Чирков таков: / Пьян, / Из крестьян, / Бестолков – Вот он каков!..»

* * *

В стране шли коллективизация и индустриализация. От литературных работников требовали актуальную и злободневную литературу. Этажом ниже Отдела детской литературы помещался Учпедгиз, где Шварц подрабатывал тогда в журналах-учебниках, выходивших ежемесячно в помощь педагогам. Его называли там «скорой помощью» – бывало, что он в «режиме срочности» сочинял для Учпедгиза рассказы на разные грамматические и синтаксические правила.

В середине 1920-х в литературе возникло понятие «научной сказки», и Шварц попробовал свои силы в этой области. Его «Приключения мухи», печатавшиеся в «Чиже», начинались с того, что школьники Оля и Миша однажды увидели на столе учителя Ивана Николаевича большой глобус, по которому ползла муха. Иван Николаевич пригласил детей сесть за стол и рассказал им о том, что